Последняя женская глупость

– Конечно, подумать можно все что угодно. Особенно когда мне стало известно, что вы приезжали в Соложенку в день гибели Риммы. И даже приблизительно в то самое время, когда, по мнению нашего эксперта, она погибла.

– Но она была уже мертвая, когда я ее увидел! – вскрикнул Никита и тотчас испуганно, по-детски прихлопнул ладонью рот.

«Да он в самом деле совсем мальчишка, – брезгливо подумал Бергер. – Глупый, эгоистичный, безответственный, капризный мальчишка! Так вот кого имела Римма в виду, когда говорила соседке, мол, уже завела себе капризного ребенка…»

И тут он вспомнил о беременности Риммы. Она погибла 23 ноября. Разрыв с Никитой произошел числа 11-го. Встреча, любовная встреча – на день раньше. Срок беременности – около двух недель. Она могла забеременеть и от Никиты…

Сказать Дымову об этом? Добить?

Странно. Никогда с ним не было такого, чтобы хотелось уничтожить человека. Чужого, не имеющего к нему никакого отношения, не причинившего лично ему никакого зла! Вот это уж правда – неэтично и непрофессионально.

– Ладно, – сказал Бергер со смешанным чувством жалости и отвращения. – Значит, признаете, что были в Соложенке? Уже хорошо. А зачем вы туда приезжали?

Никита поспешно сунул руку в карман и вынул ее, сжатую в кулак. Распрямил пальцы. На его ладони лежал очень красивый, массивный золотой перстень, вместо печатки у которого было искусно сделанное сердечко.

– Я приезжал, чтобы вернуть вот это. Это она мне подарила – тогда, в «Барбарисе». И сказала, что это ее сердце, но пусть оно теперь всегда будет со мной. Я… хотел вернуть ей кольцо. Сказать, что мне ничего от нее не нужно, и сердце тоже. Пусть она отдаст его тому, с кем была там… на фотографиях. Но я… опоздал. Извините, но я очень крови боюсь. Увидел кровь – ну и…

Он вдруг нагнулся и сунул руку под топчан. Вытащил оттуда какую-то старую-престарую корзину, пошарил в ней, извлек сверток. Размотал обертку, достал белый пакет. Подал Бергеру:

– Вот. Эти самые фотографии. Посмотрите. Вы… вы же понимаете: за это и в самом деле хочется убить, да?

Да…

Бергер быстро просмотрел снимки и убрал их в пакет, чувствуя и злость, и тоску одновременно. Если бы у него была женщина, которая клялась ему в любви, а потом он ее увидел в таком виде, он, наверное, и впрямь мог бы ее убить. Неудивительно, что такая же мысль мелькнула у Никиты.

А вот интересно, заметил ли он… заметил ли этот оскорбленный, ревнивый, капризный мальчик, что человек, с которым Римма запечатлена на этих позорных снимках, удивительно похож на него самого, на Никиту Дымова?

Григорий Бронников

30 октября 2001 года. Нант, Франция

Сначала они, как и собирались, побывали в Париже. Ярмарка была, как всегда, шумная, яркая, глаза разбегались от обилия стендов, качество полиграфии подавляло. Предложений о совместных изданиях Бронников получил как никогда много: «Бук» постепенно, крошечными шажками, но становился известен в Европе. Однако стоило прикинуть себестоимость этих сверхкрасивых, очаровательных книг, особенно детских и учебных, при виде которых просто руки тряслись, так хотелось их взять, полистать, поиграть (некоторые книжки были лучше всяких игрушек!), а потом посчитать соотношение продажной (хотя бы оптовой, не розничной!) цены их и средней российской зарплаты, как появлялось желание вообще навсегда расстаться с издательской деятельностью. Потому что эти книжки еще долго останутся в России товаром штучным, для избранных.

Удивило его на этой ярмарке изобилие комиксов. Помнится, Коля Резвун (надо надеяться, покойный) уверял, что за комиксами, особенно фантастическими, – будущее. Отчасти Коля был прав, хотя в России они никак не приживались, а вот во Франции и впрямь заполонили стенды: прекрасные издания, большого формата, в твердом целлофанированном переплете, с очень яркими картинками, на великолепной бумаге. И притом, касаемо содержания, – жвачка такая, что тоска брала. Жвачка для ума!

– Не пойму я что-то: Европа совсем оскудела интеллектом, или как? – сердито спросил он Римму, раздраженно ставя на стенд очередной комикс, но та пожала плечами – не знаю, мол, – отвернулась и пошла к стендам с детективными и дамскими романами: это ее интересовало куда больше комиксов. Как будто мгновенно забыла и о Григории, и о том, что ему нужен переводчик.

Она вообще была какая-то странная все эти дни, дерганая необыкновенно. Бронников, который обычно терпеть не мог всех этих женских штучек, на сей раз терпел стоически. Во-первых, у нее были нехорошие дни, а с женщинами в эти дни надо быть побережней. Во-вторых, он не сомневался: Римме в очередной раз осточертел ее статус, вернее, полное отсутствие такового. Еще хорошо, что в либеральной Франции никто не искал штампов о браке в их паспортах, в прелестном отельчике на Рю-де-Прованс им отвели один номер на двоих, как и было заказано, и никого не волновал моральный облик гостей, никого не интересовало, с кем конкретно спит русский турист Бронников: с женой или дамой сердца. Однако Римму двусмысленность ее положения всегда особенно сильно начинала бесить в их совместных поездках, она безумно комплексовала по поводу этих самых штампов в паспортах. Со дня на день следовало ждать бурного взрыва негодования и сто восемьдесят пятой попытки выяснить отношения.