Последняя женская глупость

Бергер тоже мало что понял в этой путанице слов, но ему с каждой минутой все больше хотелось вынуть табельное оружие и хоть под дулом пистолета заставить Бронникова остановиться, а потом выйти из этого чертова «БМВ» и пересесть на рейсовый автобус. Он бы даже не поленился пару километров через заснеженный дачный поселок пройти, чтобы добраться до электрички, только бы не оставаться наедине с этим человеком, которого так корежило от ревности и горя, что ему, чувствуется, самому было сейчас все равно, жить или умереть.

«Бронников, немедленно остановите машину!» – хотел сказать он, а вместо этого сдавленным голосом пробормотал:

– А кто он… тот… на фотографиях?

– Представления не имею! – рявкнул Бронников, глубоко вздыхая и садясь прямее. – Знал бы – отрезал бы, что положено отрезать мужику в таких случаях. Но говорю: как я ни взбесился, увидев эти снимки, я сразу понял, что мужик – только средство. А цель – Дымов. Все из-за него и произошло.

– Кстати, а как вы раздобыли эти фотографии?

– Что значит – «раздобыл»? – косо зыркнул на него Бронников. – Да век бы их не видать, еще не хватало что-то там раздобывать!

– Откуда же они у вас взялись?

– Вы не поверите! – Бронников откинулся на спинку сиденья. – По почте пришли! К счастью, на домашний адрес. В отличие от той анонимки, благодаря которой все издательство узнало про красавчика-художника – бойфренда моей любовницы. Да, они пришли по почте… Первым моим побуждением было бросить их в физиономию Римме. Вторым – взять «вальтер» и пострелять всех на хрен. И ее, и того парня… вернее, тех парней. Но «вальтер» я не нашел. Может быть, Римма его уже к тому времени увезла в Соложенку, точно не знаю. Однако, покуда я его искал, кровь от башки немножко отлила, я дал себе труд задуматься.

– Насчет того, что овчинка выделки не стоит?

– Ого! – искоса глянул на него Бронников. – Мне послышалось, или в вашем голосе прозвучало явное презрение? Что, и нам ничто человеческое не чуждо, товарищ следователь? Вы бы на моем месте пошли-таки защищать попранную честь, да? А как же насчет пресловутой нордической выдержанности?

Бергер только и мог, что зубами скрипнул. Востер мужик этот Бронников. Востер, хитер, опасен… Конечно, не стоило бы его отпускать! Мало ли какие выводы там сделал эксперт Григорьев насчет пуль, гильз и всего прочего! От ошибок никто не застрахован, может, и непогрешимый Григорьев маху дал?

– Так вот, дал я себе труд задуматься… Эти фотки не с печки ко мне в почтовый ящик упали, верно? Их кто-то прислал. Возможно, тот самый волоокий стебарь, который так качественно охаживал Римму? Но это вряд ли. Это ведь в некотором роде самоубийство – вызывать огонь на себя! Думаю, он был не только для Риммы средством представить, будто она блаженствует в объятиях своего мальчонки. Он был средством для того, кто снимки делал, а потом мне присылал. Средством достижения какой-то цели. И тогда возник у меня вопрос: какая это была цель? Опорочить Римму в моих глазах? Или спровоцировать меня на какой-то непредсказуемый поступок? Скажем, на убийство Риммы? Или хотя бы построить такой прочный базис для моей ревности, чтобы потом, когда это убийство произойдет, можно было их использовать как непосредственный повод для объяснения моего поступка. То самое состояние аффекта.

– Вы, никак, имеете в виду, что Римму застрелил тот самый человек, который организовал эту съемку, а потом послал вам фотографии?

– В точку! – Бронников стукнул кулаком по рулю, а попал по клаксону. «БМВ» одобрительно рявкнул, словно порадовался догадливости хозяина. – Именно так. Найдете этого любителя фотографической порнушки – найдете и убийцу.

Николай Резвун

1 ноября 2001 года. Нижний Новгород

Может быть, он не чувствовал бы себя так свободно, если бы не знал совершенно точно, что стал неузнаваемым. Эту уверенность подтвердила встреча с Никитой. Уж если родимый племянник прошел мимо него, как мимо пустого места… Впрочем, они с Никитой прежде не баловали друг друга родственной любовью и частыми встречами. Поэтому Резвун не стал почивать на лаврах, а решил еще раз провериться. Подошел к парню почти вплотную и спросил:

– Закурить есть?

– Не курю! – буркнул тот, торопясь пробежать.

– Врешь, куришь, – приветливо улыбнулся Резвун, заступая ему дорогу. – Я отлично помню, как еще пяток лет назад моя сестрица, царство ей небесное, жаловалась мне, что Никитушка с пути сбился, днюет и ночует в каких-то кабаках, а уж дымит совершенно как паровоз, вполне оправдывая свою фамилию. И совсем не факт, что дымит обычным человеческим табачищем, вполне возможно, и травкой балуется!