Дуэль на брачном ложе

– Мария-Антуанетта желает успехов как женщина, а не как королева.

– Конечно. Она всегда стремилась уйти от серьезного разговора лишь потому, что он скучен.

– Долее пяти минут она ни на чем не может сосредоточиться. Корона всегда была для нее не уделом, не судьбой, но игрушкою – вернее, одним из множества украшений.

Нервно обмахнувшись веером, Мария окинула взором залу. Время идет. Пора исполнить свою роль. Она не забыла об этом – просто беспокоилась, что хозяйка, баронесса д’Елдерс, исчезла из гостиной. Не в своем ли она будуаре? А ведь как раз туда Марии надобно попасть. Но ежели Симолин глядит так пристально, стало быть, медлить более не след. Ведь в их тщательно обдуманном предприятии многое было взаимосвязано: порвется одно звенышко – и вся цепочка порвется!

Сделав вид, что полностью поглощена разглядыванием полотен Буше и Фрагонара, коими были увешаны стены (Фрагонар расписывал веера для самой Марии-Антуанетты), она выскользнула из залы, уверенная, что исчезновения ее никто не заметил: все были слишком поглощены очередным злоречением.

Симолин заставил ее затвердить подробный план здания, и Марии казалось, будто она уже была здесь. Вот за этой дверью – библиотека, здесь – кабинет, а вот малая гостиная. Там, вдали, – комнаты для гостей. А вот и вход в личные покои Этты д’ Елдерс.

Где-то здесь лежит вышитый индийский ридикюль. А если она сейчас откроет дверь – и столкнется лицом к лицу с хозяйкой дома? Ежели присутствие свое в коридоре еще можно было объяснить: мол, отправилась совершить свой туалет, да заблудилась, – то, отворив сию дверь, Мария враз попадет в самое щекотливое положение! Ах, как бы узнать, где баронесса? Однако времени терять нельзя. Мария на миг задумалась, потом вынула из сумочки, висящей на локте, янтарный шарик – не забыла, что, по словам Егорушки Комаровского, даже римские матроны беспрестанно потирали в руках электрон, дабы проникнуться солнечной энергией и жизненной силой, – и с размаху бросила его в сторону лестницы.

Шарик громко запрыгал по ступенькам – чудилось, кто-то бежал по ним, стуча каблуками, – и Мария услышала торопливые шаги за дверью.

Она едва успела отпрянуть и шмыгнуть в нишу, скрывшись за спиной античной статуи, как палисандровая дверь распахнулась, и роскошная блондинка остановилась на пороге, подозрительно оглядывая полутемный коридор.

Снизу, из гостиной, донесся взрыв хохота, и баронесса, верно, вспомнив о своих обязанностях хозяйки, поспешила туда, а Мария бросилась в будуар.

Здесь царил мрак; комнату освещало лишь пламя камина, и Мария сразу почувствовала запах горелой бумаги. Этта Палм что-то сожгла здесь сейчас, мгновение назад – может быть, бросила в огонь какую-то важную бумагу, услышав стук в коридоре! Мария повернулась к камину и выхватила из огня обугленный лист плотной бумаги. К несчастью, лист сгорел почти полностью – не тронуты огнем были лишь последние слова и подпись:

«…щедрое, как всегда, вознаграждение. Обрати пристальное внимание на инструкции – они прилагаются. Прощай. Твой преданный друг Иоганн».

Мария так и ахнула, прочитав эти слова, написанные какими-то очень яркими чернилами красивого изумрудного оттенка.

Иоганн! Иоганн Мунник, вероятно? Бывший любовник Этты Палм и английский шпион? Ах, какая жалость, какая беда, что Этта успела сжечь письмо! И ведь это Мария спугнула ее. Зря, выходит, надеялась на свою удачу?

В сердцах Мария бросила обгоревший листок на стол рядом с несколькими чистыми белыми листками, и, заперев дверь на ключ, зажгла свечи и принялась искать пресловутый ридикюль.

Нашла его Мария почти сразу – и плечами пожала. Она-то думала, это будет нечто особенное и таинственное, а ридикюль оказался темно-желтым кожаным кошелем довольно грубой выделки; вдобавок был пуст, как гнилой орех, – видимо, сожженное письмо составляло все его содержимое.

Итак, Симолин крепко ошибся в расчетах, доверившись Марии. Она просто неудачница, вот и все. Самонадеянная неудачница! Единственное, что может она передать человеку, который здесь вот-вот появится, – это жалкий обрывок с несколькими начертанными на нем, вовсе бесполезными словами Иоганна Мунника.

Мария взяла со стола обугленный клочок бумаги – и не смогла сдержать изумленного восклицания: все не тронутые огнем слова бесследно исчезли!

* * *

Мария вертела бумажонку в руках, не веря своим глазам. Наконец в отчаянии покачала головой. Это было какое-то колдовство! Нет, не колдовство, разумеется, а наука. Очевидно, письмо было написано каким-то особенным составом, который имел свойство со временем исчезать. Вот и остались на гладкой бумаге только едва заметные шероховатые полосы в тех местах, где прежде были зеленые строчки.