121  

Ему теперь не отмыться. И не пережить.

Господи, почему же все это так поздно в голову пришло? Почему не в те минуты, когда он был практически на набережной? Волга – она совсем рядом была, под откосом. Скатиться с обрыва, еще перемахнуть полоску асфальта – и сигануть с гранитного парапета ласточкой… улететь навсегда.

Просто. Быстро. И все бы уже было позади.

А сейчас надо что-то придумывать, веревку искать, что ли… Это все она напророчила, ведьма-попутчица. Она! Зачем она только посмотрела на Сергея своим странным, напряженным взглядом, зачем обратила на него внимание? Ну ехала бы своей дорогой, шла бы своим путем, так нет же! Наверное, она на него глаз положила, как все остальные женщины. И вот… Он всегда считал свою красоту и общую любовь даром бога, а теперь вдруг понял смысл слов, которые раньше всегда были только словами: «Горе тебе, если все говорят тебе только приятное!»

Вскочил, кинулся из комнаты. Гаврюша залаял, бросился следом, словно пытался удержать. Не удержишь, лучше не путайся под ногами, от твоей шерстяной, кудлатой любви еще тяжелее.

Нет, веревка – это ужасно, болтаться под потолком с вытаращенными глазами… «Я спросил электрика Петрова, почему у вас на шее провод, ничего Петров не отвечает, он висит и ботами качает…» Газ открыть, голову в духовку? А если дом рванет потом? Мало того, что его хоронить, да еще и все пропадет у родителей, квартира, вещи, деньги в тайничке, да и у скольких людей добро пропадет!..

Вены перерезать, залезть в ванну, уснуть? Долго. Еще передумаешь, испугаешься, начнешь сам себе «Скорую» вызывать. Приедут, спасут. В психушку увезут. Адвокат на процессе скажет: парнишка, мол, невменяемый был. Вообще он со сдвигами, вон, кончать с собой собирался…

Лучше не вены, лучше горло перерезать. Знать бы только, куда ножиком ударить, чтоб побыстрей все кончилось.

Сергей зашел на кухню, хотел еще компоту попить, да отчего-то страшно стало этого последнего желания . Выбрал в мамином столовом наборе самый острый нож, поправил его немножко на точиле. Ужасно вжикало лезвие…

Гаврюша, который таскался следом как пришитый, сел рядом, глядя снизу вверх сонными глазами. А говорят, собаки чувствуют, если у хозяина беда. Ничего этот теплый дурень не чувствует, ему чихать, что Сережка сейчас…

Главное дело, пес и в самом деле начал чихать. Придурок! Только настроение сбивает. И все-таки защемило сердце. Есть в собаках, в их безропотной преданности что-то, от чего порою бывает невыносимо. Нестерпимо! Может, Гаврюша умрет на его могиле…

Нет, надо запереть пса на кухне. Он не должен видеть!

Сергей покрепче закрыл кухонную дверь. Боясь передумать, рванул в комнату, встал перед зеркалом, нащупывая на шее, где тут бьется пульс. С силой надо ударить, наверное. Как можно резче! Главное, не промахнуться.

Глянул в зеркало… ну и вид. Глазищи провалились, вокруг черные круги, глаза натурально в четыре раза больше стали. Кто это ему говорил, какая-то дамочка из тех, что на индивидуалки ходят: «Вы, моя радость, – романтический герой!» Сейчас он точно романтический герой, даже кончать с собой собрался.

Интересно, как он будет выглядеть в гробу? Бледный? Желтый? Страшный? Или останется красивым? Хорошо бы… тогда как-то не так жутко было бы…

Ну все, все, хватит собой бесконечно любоваться! И так всю жизнь в зеркало смотрел – досмотрелся. Решил, так делай! А мысли мешают – так телевизор включи, чтоб орал погромче. Эх, сейчас бы какую-нибудь музыку веселую, самбу, например, а еще лучше – пасодобль, чтобы уйти красиво, с этаким движением плащом, которое называется «вероника»!

С движением ножом по горлу…

Не глядя, он ткнул в какую-то кнопку на пульте – и застыл с нелепо вывернутыми руками: в правой занесенный нож, в левой – простертый к телевизору пульт.


– …потому что мы ставим не Чехова какого-нибудь, а Булгакова! Здесь следует ожидать всего, всего самого неожиданного. Вот вы мне говорите: «Зрительская масса требует объяснений!» – Хохоток. – А что я могу объяснить? Читайте роман. Там есть сцены с обнаженкой? Есть. Почему их не может быть в спектакле? То меня, главное дело, упрекают за то, что я слишком вольно отношусь к булгаковскому тексту, то поедом едят, когда я намерен строго следовать букве романа. Уж как-нибудь договоритесь между собой!

Телевизор был у них довольно-таки старый, нагревался медленно. И Сергей все еще не верил своим ушам, пока слушал этот мягкий, чуточку бабий голос. Но вот засветился экран…

  121  
×
×