Компромат на кардинала

Может, и в самом деле все обойдется?

Глава 14

РОКК-ПОВОРОТ

Из дневника Федора Ромадина, 1779 год

Продолжение записи от 12 декабря

Антонелла… Ее зовут Антонелла. Среди сонма прекрасных имен я пропустил прекраснейшее, не смог его угадать, а значит, никогда не сядет на мою трепетную ладонь эта самосветная птица – счастье!

– Я ждала тебя раньше. Теодолинда давно спит, она сегодня рано улеглась. Где ж был ты?

– Ну, я…

В его заминке мне почудилась насмешка судьбы. Этот неведомый Серджио опоздал на свидание, увлекшись, может быть, другой, тогда как я отдал бы жизнь, чтобы хоть на миг оказаться рядом с недоступной для меня Антонеллой!

– Нет, не говори, – ее ладонь прижалась к его губам и была тотчас покрыта поцелуями.

Господи, я видел каждое их движение так отчетливо, словно все вокруг освещало солнце, а не луна! Или это был свет любви, струившийся из необыкновенных глаз Антонеллы и озаряющий все вокруг?

– Нет, не говори. Я не хочу принуждать тебя лгать. Ты был у… него?

Голос ее дрогнул. Так дрожит голос у женщины, если она с трудом сдерживает слезы. Вот когда я пожалел, что еще не перенял обычая италианцев носить при себе для всякого случая кинжал! С каким наслаждением я вонзил бы его в грудь ветреного Серджио, не ведающего своего счастия!

– Антонелла, bella, belissima, умоляю тебя… Твои слезы разрывают мне сердце! Этот человек мой духовный отец, моя мать, умирая, поручила меня ему. Я ему обязан всем, всем. Даже встречей с тобою! Ты вспомни, ведь я впервые увидал тебя на мессе, которую служил отец Филиппо. И с тех пор…

– И с тех пор он понял, что я стою на пути к тому будущему, кое уготовано тебе по воле твоей матери и твоего духовного отца. Думаешь, я не знаю, что он оговаривает меня пред тобою?!

В голосе прекрасной девушки звенело исступление, а в голосе Серджио – негодование:

– Неправда! Это неправда! Ревность застит тебе разум, Антонелла. Никогда отец мой не позволил ни единого грубого слова о тебе. Он благословляет мою любовь к тебе, как все, что дорого мне, как мои картины и офорты. Да знаешь ли, что он сказал? Он хочет подарить мне все офорты Пиранези, собранные им за многие годы. Он хочет, чтобы они украсили стены моего дома… нашего с тобой дома!

– Я не понимаю. Нашего дома?

– Да! Отец Филиппо сказал сегодня, что понял свою ошибку. Я еще не готов жить в мире только лишь духовных радостей, земная суть моя довлеет надо мною. И он смирился с этим. Он готов благословить наш союз!

– Нет, я не верю. Почему вдруг?.. Что произошло?!

– Отец Филиппо сказал, что нынче ночью ему было видение. Он отпустит меня – если я сам этого пожелаю. Он еще сказал, что напоследок откроет мне некую тайну, которую заповедало ему…

Юноша не договорил. Мне почудилось, будто некий сгусток тьмы вдруг отделился от непроглядного скопления теней в конце проулка и набросился на Серджио.

Через мгновение, проморгавшись от изумления, я понял, что это были люди. Четверо в масках!

Антонелла испустила крик, но в ту же минуту чья-то грубая рука с такой силой оттолкнула ее от решетки, что девушка упала наземь и осталась недвижима и безгласна.

Лунный свет померк в глазах моих, сменившись тысячей солнц, взорвавшихся в приступе неистовой ярости. Кто этот негодяй, посмевший причинить ей боль, быть может, лишивший ее жизни?! Коли так, и он не проживет лишнего мгновения!

Я бросился в драку, вспомнив, как ходили на дворовых кончанские мужики у нас в Красивом, как бились стенка на стенку, как я стаивал то в одной, то в другой стенке, дабы испытать удары двух первейших в округе кулачных бойцов: батюшкина повара Силуяна и кузнеца Пахома. Бывал я ими бит неоднократно, однако же и от них успел кое-чему научиться, Пахом даже сказал мне о прошлый год, потирая ушибленное мною крутое плечо и болезненно морщась:

– Ну, ты силен, молодой. Таково хорошо, что не в глаз вдарил, не то ослепнуть бы мне в одночасье! Однако же помни: когда правой бьешь, левой не позабывай прикрываться. Было, было, так и подмывало меня влепить тебе в зубы, пока ты размахивался, да пожалел я тебя: ну кому ты щербатым нужен будешь, а, Федор Ильич?

Что скрывать: уроки великодушного Пахома были мною в ту ночь позабыты. Не о защите думал я, когда вломился в драку с напором медведя, поднятого среди зимы из берлоги и проворно стряхивающих со своих боков наглых выжлецов²⁹!

Римляне оказались на диво мелки доблестью. Правда сказать, они и не были готовы к столь яростному и единодушному отпору. Не стану скрывать: Серджио, вырвавшись из рук супротивника и уложив его мастерским тычком под горло, отчего тот захрипел и смирно прилег под оградою, и потом держался геройски. Он даже выхватил стилет, который, правда, был тут же вышиблен из его рук и со звоном отлетел куда-то в сторону, и продолжал драться врукопашную. Он не наносил ударов зубодробительных, зато причинял разбойникам чувствительную боль.

---

29 Охотничьих псов.