Киллер рядом – к покойнику (Сборник)

– Совершенно верно.

– Вот видите, какие мы с вами, Михаил Иосифович, образованные и культурные… убийцы. Ладно, с Ильей разобрались: как вы тут образно выразились, просто по нему пропел колокол вечности. Козлиная песнь… гм. Но есть и еще один момент: какого черта господин Микулов хотел меня убрать после того, как я выполнил заказ БАМа?

– А кто такой господин Микулов? – спокойно осведомился Климовский. – Вероятно, подчиненный Бородина? Вы знаете, Владимир Антонович, я по персоналиям первого отдела как-то не очень…

– Да, бородинский хлопец. Не думаю, что он решил заняться самодеятельностью, да еще в таком незначительном пустячке, как ликвидация руководителя второго отдела.

– Вы будете смеяться, Владимир Антонович, но я в самом деле не знаю. Если бы я собирался вас вычистить из игры, то, бесспорно, не стал бы посылать Микулова на верную смерть, а изыскал бы более продуктивный и хитроумный метод.

– Не сомневаюсь, – спокойно сказал Свиридов и улыбнулся Климовскому почти доброжелательно.

Фокин смотрел на своего друга во все глаза: неужели этот ровно улыбающийся, почти безмятежный человек может быть несчастным, только недавно потерявшим единственного оставшегося у него на земле родственника – к тому же родного брата?

Или Свиридов на самом деле перегорел и настолько сросся со всей этой системой и теми благами, которые она дает, что не хочет бросать ей вызов или хотя бы просто протестовать… даже в связи с убийством брата?

Фокин уже было открыл рот, но тут Владимир схватил его за руку и внушительно проговорил:

– Думаю, нам всем пора. Мы и так побеспокоили Светлану Борисовну изрядно.

– Да, я хочу спать… – пробормотала та, хотя у нее на лбу было написано, что в эту ночь она не сможет сомкнуть глаз.

Климовский согласно кивнул и отозвался:

– Да, мы солидарны с вами и по этой позиции. Какое трогательное единение отделов, не правда ли?

Владимир пристально посмотрел на мило улыбающееся лицо своего бывшего «духовного» наставника по «Капелле», но ничего не сказал…

* * *

– Да ты что… с ума сошел, Свиридов?!

– А что такое? – невозмутимо процедил Владимир, садясь в машину.

– Ты что… собираешься спустить на тормозах это дело? Убили Илюшку, хотели убить меня… едва не поймали на контркиллера тебя… а ты… а ты улыбаешься этим убийцам и слушаешь всякую херню про трогательное единение двух отделов.

Владимир индифферентно пожал плечами и вырулил на своей «Феррари» из двора Маневской в открытые здоровяком на охранном КП ворота. А потом сказал:

– Знаешь, Афоня, ты напоминаешь мне пионера из анекдота про бабушку. Бабка чихнула в автобусе, а рядом стоящий мальчик говорит: «Будь здорова, бабуля». Она ему: «Спасибо, сынок. Я-то здорова. А чихаю, потому что табачок нюхаю». – «Да по мне, бабка, хоть х…й соси, но пионер должен быть вежливым».

– И к чему это? – холодно спросил Фокин.

– А к тому, что, по тебе, хоть сдохни, но придерживайся каких-то безнадежно окостенелых моральных схем. Ты явно что-то недопонимаешь, друг мой. Разве ты не слышал, как Михаил Иосифович объяснил, что смерть Илюхи – это не более чем трагическое недоразумение…

– Ну да… – перебил его Фокин, – «козлиная песнь»… Эх ты, Свиридов! Как же тебя приплющило теми немереными бабками, что сыплются на тебя со всех сторон! Ну уж нет… по мне лучше быть дворником и жить в коммуналке, чем на твоем красном «Феррари» и «Кадиллаке»… Как же так вышло, мать твою?

– А ты не заметил, что мы всегда были такими? – холодно спросил Владимир. – Что мы всегда были только винтиками колоссальной системы, только винтиками, пусть очень сложной конструкции и высокого уровня исполнения? Глупо бунтовать против системы, являясь ее – и не последней по значимости! – частью. Как я могу, соглашаясь с одним, протестовать против другого? Вот ты, Афанасий… тебе кажется бессмысленным и кощунственным мое нынешнее поведение. А что я, по-твоему, должен делать? Перестрелять людей Климовского вместе с ним самим, а потом отрезать ему член и засунуть в рот этой шалаве Светлане Борисовне? Затем пойти и убить Клейменова на том основании, что он отработал заказ, который я же и принял… и утвердил! И что из того, что Илья мой брат? По-моему, я уже говорил: любой человек, если он, разумеется, мужского пола, чей-то брат. И тот парень, который подох в больнице после того, как ты проломил ему череп… там, в своей гребаной коммуналке – у него тоже есть родные люди, которые называют его братом, сыном, мужем… быть может, уже даже и отцом.