Главный приз

Самый симпатичный из них — это, конечно, Алан. Невысокий, чуть полноватый, спокойный, сдержанный, но очень доброжелательный и веселый. Спокойно-веселый, скажем так. Вот из него психиатр получился бы. Он мгновенно вызывает доверие и симпатию. Он уютный и теплый. Он совершенно не похож на художника, во всяком случае, ни на одного из тех, кого Юлия знала. Правда, она прежде не видела ни одного английского художника, да еще норвежского происхождения, да еще с американским гражданством. Все-таки очень странная компания.

И уж очень они все… благополучные. Может быть, Валерия назвала бы их крутыми. Юлии казалось, что крутые — это не совсем то. Совсем не то. Крутые ехали в этом же вагоне. Пили шампанское и какую-то импортную дрянь, ходили по вагону в разноцветных шортах и майках, разговаривали друг с другом гнусавыми тягучими голосами исключительно о новых машинах, о каких-то сделках и процентах… Какие такие сделки могли заключать эти мальчики и девочки, все время старающиеся встать на цыпочки, чтобы быть хоть чуть-чуть выше соседа, — так откровенно, так по-детски, что Юлия, несмотря на раздражение, испытывала чуть ли не сочувствие. Нет, ее компания — совсем другие люди. Надо же, она считает их уже своей компанией. А почему бы и нет? Она им, кажется, тоже не противна…

И все-таки до чего же они благополучны! Наверное, она и вправду отвыкла от того, что Валерия назвала бы «приличным обществом». Хотя при чем тут Валерия? Они действительно могли называться приличным обществом. Потому что они и были приличным обществом…

Самое приличное общество — это, конечно, мама Нина, папа, Маша-младшая… Баба Настя еще… Еще подружка Аня, доктор Олег… Павел Игнашин, наверное. Ну, может быть, еще человек пять-шесть из тех, кого она знала.

Все они другие. То есть все они разные, все они не похожи друг на друга, но все они — ее. А эти — чужие. Просто другая порода. Вот интересно, понравились бы ее попутчики маме Нине? Алан точно понравился бы. А Катерину она для начала выпорола бы мокрым полотенцем.

— Вы о чем думаете?

До чего ж этот Виктор все-таки любопытный. То «где я вас видел», то «о чем думаете»…

— О вас.

— Обо мне?

Виктор смотрел с такой откровенной надеждой, что Юлия даже насторожилась.

— И о вас тоже, — сказала она. — А вообще — о вас троих.

— Вот как… И что же вы о нас думаете?

— Я думаю, понравились бы вы маме Нине или нет.

— Маме? Я понравлюсь, — уверенно заявил Алан и перевернул лист альбома, собираясь делать новый набросок. — Джулия! Смотри немножко на меня. Две минуты. Я рисую глаза.

Юлия кивнула и, глядя на Алана, невольно улыбнулась.

— Да. Алан обязательно понравился бы.

— А я? — ревниво спросил Виктор.

— А Кэти? — спросил Алан в тот же момент.

— Все понравились бы, наверное. Мама Нина хорошая. Ей всегда все нравятся.

Виктор тихо засмеялся, и Юлия вопросительно глянула на него.

— Да нет, я так… — Он повертел головой и потер ладонью макушку. — Просто уж очень интересно вы формулируете. Получается: мама до того хорошая, что даже мы ей понравились бы.

Юлия ощутила внезапную и совершенно необъяснимую вспышку сильнейшего раздражения. Помолчала, стараясь подавить это раздражение, и тихо сказала:

— Наверное, я не очень удачно сформулировала. Вы, безусловно, сформулировали гораздо удачнее.

В купе повисло неловкое напряженное молчание, потом Алан мягко спросил:

— Ты очень любишь свою мать, да?

Юлия непонимающе глянула на него и вдруг ляпнула:

— Нет. Мама Нина — не моя мать. Мама Нина — мама моего мужа.

Господи, что хоть она несет? Они могут понять так, что свою мать она не любит, и что…

Впрочем, наплевать. Просто попутчики.

— Катерина уже три часа спит, — подчеркнуто озабоченно сказала она. — Может быть, стоит ее разбудить? А то что она ночью делать будет?

— Ночью тоже будет спать, — заверил Алан. — Она может всегда спать — ночь, день, еще ночь, еще день. Когда отпуск. Когда работа — может не спать.

— Пойду-ка я ее подниму. — Виктор полез мимо Алана, на ходу вынул альбом из его рук и глянул на рисунок. — Слабо тебе, дизайнер. Суть не ухватил.

— Молчи лучше, — добродушно буркнул Алан и отобрал у него альбом. — Лучше молчи, а то хуже будет.

Виктор вошел в соседнее купе и удивился — Катька вовсе не спала, она валялась на своей полке с журналом в руках, а на столике громоздилось еще полдюжины журналов. Она бросила на брата холодный, надменный взгляд, подняла одну бровь и язвительно поинтересовалась: