Страсть Северной Мессалины

Девушка уже давно заневестилась, ей бы партию сыскать, однако никто ее судьбой не занимался. А ведь жил князь Бекович-Черкасский в Москве, где в Дворянском собрании цвела пышным цветом знаменитая на всю Россию ярмарка невест!

Конечно, для петербургской столичной дамы все это было ужасно провинциально и ретроградно. Все осмеивали в Северной столице обычай раз в год свозить девиц-невест и выставлять их в Дворянском собрании, словно живой товар! Коли на домашних или придворных балах девицы танцуют – это прилично. А по стеночкам стоять, ожидая, когда на тебя упадет благосклонный взор… Однако Дашенька от своего одиночества так мучилась, что уж готова была и в Дворянское. Однако беда: не имелось у нее никакой взрослой родственницы в Москве, которая бы ее в собрание вывезла – не деду же, на краю жизни стоявшему, этим заниматься! Сын его, Владимир Александрович, неотлучно находился в армии, да и какой из военного покровитель в сватовстве? Тетки, старые девицы Анна и Елизавета, погоню за женихами презирали – видимо, оттого, что невыносимо зелен был этот виноград. Тетка же петербургская, матушкина сестра Дарья Александровна, бывшая в счастливом замужестве за их родственником князем Черкасским, о племяннице знать ничего не хотела, а может, и хотела, да не могла, потому что московские Бековичи-Черкасские с петербургскими Черкасскими состояли в ссоре, почитали их выскочками, мотами и щеголями-петиметрами, а потому держались от них подальше. Дарья Александровна даже на похороны сестры допущена не была, чего ж ждать от нее, какого покровительства племяннице?

Вот так проходил год за годом, немногочисленные московские знакомые Дашеньки все давно повыходили замуж, нашли себе супругов и провинциальные барышни, толпами наезжавшие в столицу в поисках женихов… Дашенька же мерила шагами пыльные, холодные комнаты дедова дома, украдкой читала романы, за которыми, тоже украдкой, бегала в лавку ее преданная, как левретка, горничная Пашенька, и думала, что унаследовала не только несчастливую судьбу князя Щербатова, но и судьбу прадеда своего по материнской линии, князя Девлет-Кизден-Мурзы, во крещении святом – Александра Бековича-Черкасского, капитана гвардии Преображенского полка. Князь сей был известен своей несчастной экспедицией в Хиву, совершенной еще в петровские времена. Было у него повеление от государя-императора пойти к хану с посольством, однако хивинский хан мирным намерениям русских не верил, а пуще того – верить не желал и порешил их извести. Прикинулся доброжелательным союзником и уговорил Бековича-Черкасского разбить войско на пять отрядов и развести по пяти хивинским городам. Но лишь только отряды разошлись, хивинцы напали на них и перебили вместе с полководцем. Лишь немногим удалось спастись и добраться до России, принеся туда печальную весть. Дети и внуки Бековича-Черкасского, несмотря на провал миссии, всегда были в чести при дворе, однако Дашеньку несчастливая судьба ее предка настигла-таки, взошла над ней его злополучная звезда!

Зима сменялась весной, потом летом, потом начиналась осень, и Дашенька все чаще чудилась себе деревцем, которое обречено на вечное увядание. Предстоящая ей доля старой девы – подобия tantes^[1] Анны и Елизаветы – доля, которая сначала казалась невероятной и ужасной, теперь мнилась вполне возможной… правда, менее постыдной, мучительной и нежеланной от этого не становилась. С ненавистью смотрела девушка в зеркало, с ненавистью вглядывалась в многочисленные прыщи, которые усеивали ее тонкое, с правильными чертами, лицо. Она могла быть красавицей, когда б не эти прыщи! А с чего они на роже высыпали, как не с девьей плотской тоски?! И сеточка преждевременных морщинок, чудилось – а может, и не чудилось! – уже расползалась под глазами, и Дашенька все чаще снилась себе одиноким засохшим деревцем… Это были самые страшные сны. Однажды ей приснились собственные похороны, но даже и той ночью не испытала Дашенька такого ужаса, как от снов, где снова и снова являлась ей закручинившаяся березка с горестно поникшими ветвями, сухая, безлистная, гнущаяся на юру под ледяным ветром одиночества. Дашенька не хотела остаться одна, не хотела заживо засохнуть. Она хотела любви, она хотела мужской любви, она хотела быть женой… уже все равно чьей, но быть женой!

А потом дед умер.

Дашенька встретила его смерть равнодушно. Что теперь могло для нее измениться? Да ничего. Как жила она в затворе, так и будет век доживать. Вот разве что тетка из Петербурга приедет… начнет небось с братом, с сестрами из-за имущества тягаться…

---

1 Тетушек (фр.).