Яд вожделения

– Это близ казарм драгунских непотребные бабы собрались. Слышал я, жалуют они, ох, жалуют конно-пешую^[104] братию!

– Жалует царь, да не жалует псарь, – вдруг ни с того ни с сего гулким своим голосом бухнул Катюшкин посланный, разворачиваясь и становясь Алене поперек дороги.

– Ты чего это на нас начал натыкаться? – недоуменно спросил Ленька – и тотчас получил ответ, однако не на этот свой вопрос, а на прежний, так и не высказанный: «пивная кадь» резко качнулась к нему, и Леньке почудилось, что его голова раскололась, как упавший на мостовую арбуз. Он со стоном рухнул наземь – и остался недвижим.

– Господи! – выдохнула Алена, не веря глазам. – Ленечка, миленький, ты что? Вставай!

– Не встанет, – успокоительно прогудел посланец, протягивая ручищу, и Алене почудилось, будто толстая змея обвилась вокруг ее тела, приковав руки к бокам. – Ничего, он нам и не надобен!

– Ты что… зачем? Tы кто? – бестолково бормотала Алена. – А как же Катерина Ивановна? Я все ей скажу!

– Ежели ты мне сперва скажешь, кто такова Катерина Ивановна, я, так и быть, испужаюсь! – ухмыльнулся посланец.

– Так ты не от нее? – Алена с ужасом вглядывалась в скособоченные черты. – Что тебе от меня?.. Не тронь, скот!

Крепко-накрепко держа ее одной рукой, «скот» проворно сунул другую под юбку.

– Ого, – выдохнул он. – Печурка жаркая! Пустишь погреться? – И кривой рот угрожающе надвинулся.

Алена не стала ждать нового омерзительного прикосновения: резко дернулась вперед и впилась зубами в его щеку. Челюсти свело от потного, соленого, кислого, но цель была достигнута: разбойник испустил короткий болезненный стон, и ручища его упала.

Алена ринулась бежать, но не сделала и двух шагов, как ее с силой дернули сзади за юбку, так что она завалилась, упала навзничь, – и в то же мгновение чудовищная лапища сдавила ей горло.

– Только пикни – шею сверну! – прошипел разбойник так, что Алена вмиг ослабела от страха, поняв: да, свернет. – А будешь молчать, может, и уйдешь живая. Ну как?

Она опустила веки в знак согласия, и тиски, сковавшие горло, медленно разжались.

Конечно, она не собиралась торговаться с этим негодяем, однако обнаружила, что кричать не может: горло онемело от этой хватки, из него вырвался лишь слабый хрип.

– Обманщица! – хмыкнул злодей. – А за обман наказывают больно. Вот так!

И, схватив Алену за щиколотки, он с силой рванул ее ноги вверх и в стороны, так что ворох юбок упал ей на лицо, а тело пронзила невыносимая боль.

– Вякнешь – разорву, как лягушонка. – И он еще шире развел ей ноги.

Алена едва не лишилась сознания. Юбки душили ее, страх оледенил, боль достигала сердца. Ей казалось, что она уже разорвана, истекает кровью.

– Ох, каково богачество! – прерывистым голосом бормотал разбойник. – Ох, глубины каковы! А ну-ка я промерю их своим шестом – дна достигну?

Алена почувствовала, что у нее останавливается сердце… и в тот же миг ее ноги были отпущены, а сама она с силой вздернута с земли.

«Ленечка!» – промелькнула было мысль, но тут же, поведя помутившимся взором, Алена увидела, что верный друг по-прежнему лежит в пыли без движения, а держит ее все тот же разбойник – держит, глядит в помертвевшее лицо, щерится в кривой ухмылке:

– Tак и быть, не трону. Не ко времени! Но ты не горюй: тебе и без меня толокна натолкут, стыдобищу намнут. Повеселишься, попляшешь… однако, чтоб веселие впрок пошло, надобно выпить.

И, снова зажав Алену своей клешней так, что она не только шевельнуться – пикнуть не могла, сунул руку за пазуху и вынул малую баклажечку. Зубами вырвал пробку – и аж закашлялся от ядреного винного духа, шибанувшего в нос.

– Вот, прими, молодка! Да ты не бойся! – уговаривал он, подсовывая баклажку к крепко стиснутым губам Алены.

Она попыталась замотать головой, но длиннорукий обвил ее шею – чудилось, захрустели косточки – и еще крепче прижал баклажку ко рту:

– Пей, не дергайся!

Помутилось в голове уже от одного запаха прокисшей браги.

– Ты… хочешь меня отравить? – выдохнула Алена, отворачиваясь из последних сил.

– Не бойсь, – успокоил разбойник. – Останешься жива. Это так, для храбрости. Ну, давай, ведь сверну шейку-то, вот те крест!

Его хватка стала нестерпимой, и Алена с дрожью разомкнула-таки губы.

«Ничего, – попыталась она себя успокоить. – Чуть эта сволочь отвернется, я два пальца в рот – все наружу и извергнется».

---

104 Драгунов называли конно-пешими пехотинцами, поскольку они сражались и верхом, и в пешем строю.