34  

– А ты, Феклуша, знахарка? Шептунья или травы знаешь? Лечишь или только заговариваешь?

– Да всего помаленьку, – ласково улыбнулась та. – И умение мое невелико. Чего брат успел передать, пока знахарством-то ведал, чего запомнилось с его слов – то в дело и пошло. Да только давно это было, многое ужо подзабылось.

– В Протасовке мальчишка один есть, сын кузнеца, Федоткой кличут, так вот он говорил, что брат твой Феклист камердинером у господина Протасова числился, тот самый… – У нее чуть было не сорвалось: «Тот самый, кто заверял его завещание», – но, к счастью, удалось вовремя прикусить язычок. – Который ему всю жизнь верой и правдой служил?

– Ох и приметливая ты! – одобрительно глянула Феклуша. – Люблю таких. Феклист наш барину Андрею Андреичу всю жизнь отдал за то, что тот его от верной смерти спас.

– Вот как? Что же такого могло приключиться?

– Да все из талана его, из-за дара-то чудесного. Колдуном его в деревне у нас считали, ну и однажды в сухой год порешил его мир в Теше утопить. Мол, сведем со свету бесовского лиходея – небушко и расщедрится на дождь. Связали по рукам и ногам, сердешного, да и скинули в омут с обрыва. А тут случись, мимо барин протасовский верхом проезжал. Дак прямо на коне-то в реку и влетел, аж вплавь пустился – ну и спас Феклиста. За то брат мой и жизнь отдал, и талан… и глаза благодетелю своему закрыл, когда Андрей Андреич преставился.

Она тяжело вздохнула. Александра встрепенулась. Так вот оно что! Вот, наверное, именно на это и намекал отец, когда объяснял Сашеньке, что приключилось с богатым приволжским барином господином Протасовым!

Надо бы только сперва разузнать все подробности.

– Вот ты, Феклуша, все говоришь – талан, талан… Это ты про колдовской дар? – спросила она осторожно.

– Само собой, – кивнула старая нянька, – а еще скажу вот что, Феклист-то наш был знатным рисовальщиком. И за этот талан, за дар его божий сам старый барин, отец Андрея Андреича, с собой брали в Италию рисовальным премудростям научать. И строения разные он горазд был придумывать. Что в Протасовке, что в Полунине в садах беседки стоят одна к одной – все красоты неописанной. Феклист сам-то и придумал, и выстроил. Раньше барский дом в Протасовке весь изнутри изукрашен был, и Феклист там кажную стену, кажную притолоку, и лавку, и сундук расписал чудными травами, цветами и райскими птицами. Кое-где, Николаша сказывал, картины его висят еще в кабинете…

– Я видела! – воскликнула Александра. – Они чудесные. Особенно та, где скатерть-самобранка!

– Ну, хоть картины остались, – кивнула Феклуша. – На том спасибо. А стены все барин Андрей Андреич велел забелить и штофом обить.

– Почему? Потому что штофом – модно теперь?

– Да в отместку Феклисту, – горестно вздохнула Феклуша. – Тот ему не захотел нарисовать и заговорить вторую… – тут старуха испуганно осеклась и даже перекрестила рот.

– Ну что же ты замолкла? – почти вскрикнула Александра. – Рассказывай дальше!

– Упаси господь, – отрицательно покачала головой Феклуша. – Я брату на кресте поклялась, что никому про то не обмолвлюсь. Но ты, барышня, востра да приметлива, сама все и вызнаешь.

– Я видала в кабинете старинные книги, в которые вложены записки с заговорами. Это Феклист писал?

– Само собой! – заулыбалась Феклуша. – Он грамоте был горазд. Хотел написать книгу про знахарство. Да вот не успел! Но смотри, барышня, стерегись, коль в кабинет покойного барина надумаешь пойти. Зосимовна тоже его заговоры ищет. Она, чай, завсегда желала его таланом-то завладеть, сказывала, что тогда счастье свое и получит. Просила Феклиста, чтоб передал ей свое умение – слыхала, поди, ежели колдун помирает и при том передаст чего-нибудь простому человеку, тот после сам колдуном заделается? – но Феклист отказал. Ведь Зосимовна давно душу черту продала, а взамен ничего не получила, поэтому ни души у нее нет, ни совести, ни жалости ни к кому.

– Как же это так? – удивилась Александра. – Душу дьяволу в обмен на что-то продают, верно? Разве же так бывает, чтобы продать – и ничего не получить?

– Говорю тебе, бывает! – настойчиво сказала Феклуша. – Зосимовна в девках крепко полюбила одного господина заезжего. К нашему барину, Полунину, Николашину папеньке, собрались раз гости со всей округи. Было это, когда он на Ольге Васильевне, Николенькиной матушке, женился. Не только из Нижнего, но и из Владимирской губернии, из Вятской приезжали. Один только наилучший друг его не прибыл из Городца, один господин, который ему когда-то жизнь на войне спас, раненого из боя вынес… да и то не прибыл он лишь потому, что сызнова был в ту пору на войне, турок бил. Звали его Александр Славин.

  34  
×
×