ПрозаК

— Пей, подруга!

Солдат, освободившийся от сосуда, не стал медлить и сбросил ремень. Грета прикрыл глаза и втянул звериный, казарменный запах. Боец обмотал ремень вокруг запястья так, чтобы свисала пряжка.

— Мальчики, я вам так дам, — предупредил Грета, ставя бутылку в песок. — Не надо бить.

— Ну, так давай, — заорал второй и повалил Грету; товарищ подскочил на подмогу. Ремень в его кулаке успел завязаться петлей, петлю накинули Грете на руки, заведя их назад.

— Кто тебя знает, шалаву, — объяснили бойцы.

Лежа ничком, Грета вдруг по-настоящему испугался:

— Только не сзади! — выкрикнул он.

Ему показалась невыносимой мысль, что сейчас, когда подготовлены положенные чертоги, с ним сделают то, чего он так старательно бежал, как унизительного суррогата.

— Не ссы — не хочешь сзади, мы тебя сверху, в два смычка, — первый солдат сатиром приплясывал в спущенных брюках: запутался. — Устраивает?

Другой сунул руки под платье, рванул трусы.

— Что там у тебя наворочено, — пробормотал он совсем, как старенькая процентщица, введенная в заблуждение любителем раскольных дел. — Ты хоть чистая, или со вшами?

— В сумке справка лежит, — недолго думая, соврал Грета.

— Жаль! — захохотал однокашник, ибо питались солдаты одной кашей, и все одной. — Сейчас бы цепанули что-нибудь, а завтра — в санчасть! Закосили бы на полную…

Он решил остаться в брюках — лишь расстегнулся и рухнул на Грету, придавил ее, заерзал, замотал стриженой потной башкой, отлавливая верткие гретины губы. Его напарник легонько наподдал ему сапогом в ухо, чтобы убрал голову и не мешал; тот, пригнувшись, уткнулся в накладные дойки — так он обычно называл груди; подельник раскорячился и присел над Гретой, метя в рот. Грета зажмурился и глухо сказал:

— Нет. От тебя несет козлом. Давай по-людски.

— Она еще голос подает, сука, — изумился солдат и вдруг сграбастал гретино лицо мозолистой пятерней. — Тебе кто разрешил говорить, тварь? Тебе стакан налили? Чего же ты гавкаешь?

Лежавший задергался в антрекоте, пачкая Грету.

— Ща… встану и отойду… — пообещал он сдавленным голосом.

— Да не хочу я после тебя мараться, — рассвирепел приседавший. — Блядь такая! — Он размахнулся и ударил Грету в глаз, добавил пощечину, вторую. — Бери, сука, пока я тебя не попластал!

Тот, что отстрелялся, стоял на четвереньках и пытался привести в порядок мундир.

— Зубы выбей, еще откусит, — посоветовал он.

— Не посмеет, — солдат сопроводил свои слова новой затрещиной. — Быстро бери, паскудина!

— Гляди сюда — что это? — Насытившийся, довольный военнослужащий взирал на что-то, свалившееся из Греты. — Это чего, земеля?

Земеля скосил глаза:

— Ты ее порвал всю, мудак, — озаботился он.

Грета, временно освобожденный от пятерни, решил, что пора перейти к заключительной, коварной части плана. Недаром его любимыми литературными персонажами были набоковские стервы, Марго и Лола, которые надругались над своими ослепшими любовниками — сущими гадами и скотами: мужиками, одним словом. Грета набрал в грудь воздуха и пронзительно закричал, переполняемый страхом и радостью. Он радовался тому, что в нем признали особу, по половой принадлежности годную к партнерству; не только признали, но и подобающим образом обошлись. Эта радость не могла омрачиться даже тем подозрением, что курс молодого бойца в строительном батальоне мало чем отличался от происходящего.

— Помогите! На помощь, сюда! Меня изнасиловали! Кто-нибудь, скорее, меня убивают!

— Молчи, ты, — рявкнул солдат, находившийся при голове — рявкнул рассеянно, так как его внимание все больше приковывалось к непонятному предмету. Повинуясь исследовательскому порыву, он ухватил подол и рванул его кверху, увидел крепления и нечто под ними: набухшее, продолговатое.

— Ох ты, ёп, — солдат медленно отшатнулся, ища рукой какое-нибудь оружие: палку, металлический прут, лопату — естественные поиски любого, кому неожиданно встретился редкий гад, будь то гусеница в боевой раскраске, двуглавая змея или то, что сейчас колотилось в полупритворной истерике. Призывы о помощи сменились неопределенными, угрожающими завываниями; плач походил на хохот.

Второй военный согнулся и разразился всхлипами. Его оглушительно рвало, и он не заметил милиции: та, против навязанного ей полицейскими фильмами обыкновения, прибыла без сирен. Машина бесшумно въехала на площадку, и к брачному ложу бежали сержанты, на бегу вынимавшие табельные пистолеты — тоже двое, но был и третий, начальник наряда, вооруженный автоматом, и этот не вынимал ничего.