ПрозаК

* * *

(Эрри отвлекается от пасьянса) …кто-нибудь знает, можно на короля пик класть бубновую даму?.. с этими картами всегда сплошная морока: стоит добавить в колоду двух-трех дам, как остальные начинают возмущаться, ни одна не желает знать свое место — прямо как Ноэлль на прошлой вечеринке: сперва уселась на стул Люси, потом нарисовала на обоях двух чертиков, которые немедленно забрались в карман куртки Мартина и прямо там выкурили его сигареты; да, с лишними дамами всегда выходит путаница… так что насчет короля пик — никто не знает?..

* * *

(Люси приносит чай) …а что, Ноэлль уже ушла?.. она вечно что-нибудь теряет или забывает — то зонтик, то заколки — сущая растяпа!.. вот недавно забыла Пьера в вагоне метро, и мы с Грэмом два часа ездили по Фиолетовой линии, выходя на каждой остановке и меняя поезда, а потом оказалось, что Пьер, как и положено, пересел на Бирюзовую, доехал до дома и в ожидании нашего прихода выпил весь кофе — так что сегодня пьем чай!

* * *

(все едят торт) — М-м-м, как вкусно, передайте мне еще кусочек! — Маргрит, никто не считает, но это уже лишний! — А почему Пьера до сих пор нет? — Так ведь они с Ноэлль сегодня в ссоре — как раз с восьми вечера ходят по улицам и не узнают друг друга при встрече. — Ах да, я и забыла… Грэм, а мы когда? — На следующей неделе, Люс! — Не забудьте нарисовать маршрут. — Мартин, налей мне еще чая. — Маргрит, дорогая, еще одна чашка, и ты не то, что взлететь, ты подпрыгнуть не сможешь! — Кстати, и куда мы сегодня? — А вот сейчас и придумаем…

©Ольга Гребнева, 2004

Дмитрий Дейч.(из цикла)Переводы с катайского

Мышь ходит на цыпочках, позавчерашний сыр плесневеет, нанизанный на пружину. Тишина — не урони волос. Все только-только разъехались или вот-вот вернутся, время согреть воды, поставить стакан на расстоянии вытянутой руки, закрыть глаза, закрыть закрытые глаза — так складывают веер, так дети в одиночестве играют в прятки (кто накрепко зажмурился, того не видно), так заметают следы: отсюда — и до линии горизонта.

* * *

Я получаю письма. Не распечатываю, полагаясь на внутреннее зрение: повестка в суд или признание в любви, всё равно — признание в любви. Мой способ чтения неминуемо приносит удачу, но вот, беспокоит меня: что если кто-то питает ко мне столь нежные чувства, что я сам не осмелюсь себе в этом признаться?

* * *

В царстве Чжоу жил некто по имени Гуань Лунфэн, способный так обругать человека, что тот падал замертво. А в царстве Цзун жил разбойник по имени Янь Хой, искусство его было так высоко, что бранным словом он на ходу сбивал летящую птицу. Рассказывают, что в древности жил некий старец Ю, однажды он тонул в реке Хуанхэ и, захлёбываясь речной водой, изрыгнул настолько гнусную хулу, что воды Хуанхэ в изумлении расступились, и старец Ю вышел из реки посуху.

* * *

Eсть ещё места, где рыба пляшет в руках, отдаваясь первому встречному как царевна-русалка. Её и не ловят, а берут и держат — руками. Расскажи такое в городах — города обезлюдеют, но никто не расскажет: пришлого здесь обходят за три-четыре версты пешком, а приметив всё же на расстоянии выстрела, целятся из берданки и стоят, прицелившись, пока ветер не отнесёт недоброе — одаль.

©Дмитрий Дейч, 2004

Дмитрий Дейч.(из цикла) Удмуртия

Любовь во сне напоминает рай — таким его видят гашишиины перед битвой.

* * *

Человек лёжа неизвестен науке. Голос его невнятен, зато мысль — прозрачна. Его не поставят вперёдсмотрящим: впереди не объявится ничего, кроме чайки, которая знает о себе так мало, что выглядит типографским тире или точкой (анфас, без учёта крыльев). Впереди может оказаться лицо соседа или яйцо вкрутую, одолженное соседом, а в безлюдье — воздух, и то, что за воздухом, изредка перечёркиваемое каким-нибудь светилом, мухой или аэростатом.

Человек — существо двуногое, без перьев. Лёжа он прикрывает глаза и думает о предметах, о свободе от них. Иногда он думает о женщинах и в эти мгновения тень его удлинняется, напоминая несбывшегося носорога.

Вещь параллельная себе, он представляет хорошую мишень для бомбардировщика, зато его не беспокоят дантисты и прочие адвокаты. Ему может грозить тепловой удар, неопознанный злоумышленник, но в целом ему ничто не угрожает, кроме сугубо горизонтальной мысли о бренности.

* * *

Процесс мышления напоминает морскую волну, которая прежде накатывается исподволь, незаметно, затем — ударяет, и в конце концов приходит снова, но в другом виде — так актер умудряется во мгновение ока переодеться за кулисами. Этот цикл повторяется снова и снова, бесконечно видоизменяется, множится, то вдруг разваливается прямо на глазах, проникая в самые глухие закоулки сознания, то исчезает, растворясь в происходящем, сливаясь с ним до полного отсутствия различий.