ПрозаК

©Владимир Коробов, 2004

Владимир Коробов. Второе письмо (рассказ Антона Варламова)

• "По проволоке дама
• Идет, как телеграмма"

С. Маршак

Труп выловили вечером.

Несмотря на долгое пребывание в воде (по оценкам наших экспертов — около четырех дней), тело прекрасно сохранилось. Оно принадлежало (да боже ты мой, откуда же мне знать, кому принадлежало это тело!) уже немолодой, но во всех отношениях еще очень привлекательной женщине: небольшая, но крепкая грудь, аккуратные маленькие, я бы даже сказала, изящные ножки, руки с длинными тонкими пальцами и ухоженными ногтями. Никакой одежды. И… никакой головы. Голова была отрублена с большим знанием дела так, что кожа на шее не лопнула и не осталось никаких рваных краев — ровный, почти хирургический срез, из которого торчал фрагмент позвоночника. Все тело бедняжки украшала замысловатая татуировка. Мы не сразу разобрались в причудливых узорах, а, разобравшись, очень удивились, потому что татуировка представляла собой текст. Обезглавленная женщина была письмом. Тот, кто наносил татуировку, постарался на славу. Скругленный, почти детский почерк (если это слово здесь вообще уместно), по всей видимости, воспроизводил реальный почерк того, кто писал письмо, и изобиловал изысканными завитками над «р», «й» и «т». На груди и спине женщины было довольно много родинок, и текст письма располагался по всему телу таким образом, что точками в конце каждого предложения служили родинки. Только в самом конце письма точка почему-то отсутствовала, хотя любая из рассыпанных вокруг родинок вполне могла быть использована в качестве этой последней точки.

— Товарищи, такую татуировку нельзя нанести на мертвое тело, — помнится, сказал тогда Андрей Двинский. — Эту женщину долго мучили. Вы только представьте себе, товарищи, насколько болезненно нанесение такой обширной татуировки! Потом ей отрубили голову и сбросили в реку. Должно быть, где-то внизу по течению находится тот, кому адресовано это страшное письмо, и мы должны его найти.

Тогда мы все с ним согласились, потому что мотив преступления, казалось, был совершенно очевиден. Женщины не поделили какого-то мужчину. Одной из них (я бы сказала, более удачливой и инициативной) удается силой захватить свою соперницу, сделать на ее теле татуировку-письмо, а потом, отрубив голову, сбросить труп в реку. Видимо, мужчина, которому предназначалось письмо, каким-то образом связан с рекой и, находясь где-то внизу по течению, должен был получить это зловещее послание.

Наша оперативная бригада активно приступила к расследованию. Были опрошены десятки паромщиков и татуировщиков; мы прочесали все лодочные станции, речные вокзалы и рыбные артели; все заявления о пропаже людей за последний годы были тщательно проанализированы; мы отрабатывали сотни самых разнообразных гипотез. К сожалению, все эти мероприятия не дали никаких результатов. Через две недели мы поняли, что расследование зашло в тупик. Единственной существенной уликой по-прежнему оставался сам текст письма, который все мы уже знали наизусть. Я привожу его ниже, сопроводив отдельными замечаниями, имеющими отношение к ходу нашего расследования.

Я жду тебя этими бесконечными холодными сентябрьскими ночами, прикасаясь со всем отпущенным мне бесстыдством к тем местам своего тела, которые всегда и везде были открыты твоей сладкой тяжести, твоей грубой нежности, твоему сладострастному вниманию. Постепенно, очень медленно, уже к утру моя рука практически (не правда ли, ты любишь это слово?) становится твоей, — только так еще и можно поддерживать тебя в себе. В каждой булочке, в каждом кусочке мцвади(1) я чувствую вкус твоих губ. Именно поэтому я много ем. Я много ем и толстею. А еще я в больших количествах пью вино, которое так замечательно готовит наш добрый повар Р.(2) (недавно ему исполнилось 60 лет, и я подарила ему ту самую милую медную кастрюльку, которую мы так успешно пользовали в качестве ночного горшка во время наших тягучих и солнечных, как мед, любовных свиданий в часовне св. Ф.(3) и в других не менее святых местах. Действительно, не пИсать же под изображениями святых мучеников!). Но ты не должен думать, что меня тянет к спиртному, нет, меня вовсе не тянет к спиртному, я просто люблю прикасаться губами к шелковой и прохладной пьяной поверхности, потому что она напоминает мне твою кожу. Я бы хотела выпить тебя всего, но, увы, мне приходится довольствоваться только туманными ассоциациями да воспоминаниями, большая часть которых не всегда настолько жива, чтобы утолить мою жажду.