Страшная сказка

Ему очень хотелось не дергаться, так хотелось ошибиться! Ведь тогда можно успокоиться. Спокойно дойти до автобуса, забраться на «диванчик», смежить веки. Вздремнуть до прибытия в отель, а потом, поднявшись в свой номер на пятом этаже, в номер с зелеными ставенками и зеленым покрывалом на низкой кровати, залечь – и выспаться, наконец-то спокойно выспаться!

Удивительно расслабляющее средство, это «серое вино»!

Хотелось подпереть спичками опускающиеся веки, но Егор упрямо смотрел вперед, шел и шел, не упуская из виду белый пуловер «Надюшки» и серую куртку Родиона (к вечеру похолодало, и этот тип приоделся). Вот пуловер и куртка задержались у столов с сувенирами, и Егор услышал смех «Надюшки». Вытянул шею, вглядываясь, над чем она там заливается.

Да уж, было над чем! Продавец показывал игрушку: на высокой тонкой спице укреплена птичка из перьев, с пружинкой вместо ножки. Две другие такие же птички на свободных деревянных колечках болтаются вокруг спицы. Стоит поднять их наверх и качнуть спицу, как парочка птичек, потрясая хохолками и хвостиками, начинает спускаться вниз, неистово тюкая длинными клювами несчастную птицу. Верхняя птичка точно так же неистово колышется, не то браня, не то поощряя скачущих вниз трясунов.

– Трясуны! – выговорил Егор, вдруг залившись громким смехом. – Трясуны-пятидесятники! Смотрите!

Вокруг тоже захохотали, словно зараженные его смехом. Игрушка была настолько нелепая и трогательная, что не только веселила, но и умиляла.

– Хау мач? – спросил Родион, демонстративно закатил глаза, услышав: «Фоти тен дирхамз, плиз», – но полез в карман за деньгами.

– А мне? – закричал Егор, словно маленький мальчик, словно дитятко в песочнице. – А мне такую?

Его выразительную мимику продавец понял без перевода и с сожалением развел руками:

– Онли ван, сэр. Онли ван!

– Как это ван?! Почему ван?! Я хочу этих трясунов! Я их хочу!

Егор услышал чей-то плаксивый голос, но не узнал его. Рот был открыт у него самого, губы шевелятся – может, это он кричит? А вот знакомый голос, только Егор не поймет, кому он принадлежит:

– Успокойтесь, Царев. Если вам нравятся эти трясуны – берите их себе. Мне они даром не нужны, честное слово!

– Спа-си-бо, – еле вымолвил Егор, вытаскивая из кармана деньги и прижимая к себе спицу, на которой колыхались дивные трясуны. – Большое спасибо…

– Покажите, как они скачут! – Рыжий оказался рядом, нетерпеливо схватил Егора за локоть. – Покажите!

Егор сел на ближайшую скамью, поднял парочку трясунов вверх, качнул спицу. Птички ринулись вниз, истово клюя металлический пруток. Народ полег от детского, безотчетного, рефлекторного, глупого, необъяснимого – но такого сладостного хохота!

– Классная игрушка! – завопил рыжий. – Знаете что? В России надо поставить ее производство на поток. Возьмите меня в компаньоны, Царев!

Вместо ответа Егор снова поднял трясунов к исходной точке, снова тряхнул спицу, снова раздались раскаты бессильного смеха. Он скользил взглядом по лицам, наслаждался их счастливым выражением с таким чувством, как если бы сам был создателем этого счастья. Может, именно это человеку и надо – смеяться, смеяться… Все смеются. Все. Кроме… кроме этих двоих. Но они не смеются отнюдь не потому, что страдают несварением желудка или приступом мизантропии. Их здесь просто нет. Их нет!

– Да они уехали в Уорзазат, – равнодушно произнес Константин Васильевич, когда Егор вышел наконец из столбняка и смог членораздельно сформулировать свой вопрос. – Предупредили меня, что не будут ночевать в Марракеше, взяли напрокат «Мерседес» и уехали. Я думал, вы знаете. Все знали!

– Все знали, – подтвердил рыжий. – Разве вы не слышали, Родион и Надюшка все уши нам прожужжали, что хотят посмотреть на Касбу и присоединятся к нам завтра вечером, перед самым отъездом в Агадир. Ой, что такое? Что с вами, Гоша?!

Гошу успели подхватить, прежде чем он стукнулся головой о камни. То есть сотрясения мозга он не получил, и вообще, это был не эпилептический припадок, как почему-то испугался Константин Васильевич, а просто пьяный обморок. Вполне объяснимый, учитывая то, сколько «серого вина» выпил нынче вечером господин Царев (это все видели) и сколько испытаний выпало за последнее время на его долю (это все помнили). Поэтому его не только подхватили, но и заботливо отнесли в автобус, где и уложили на диванчик в хвосте.

– Трясуны… мои трясуны… – пробормотал он, прежде чем впал в полное и окончательное забытье.