72  

И темно сделалось кругом. Темно и тихо.

Родион Заславский

Апрель 2001 года, Северо-Луцк

– Вот это да! – изумленно сказала Ольга. – Ну и ну!

Родион покосился на свою спутницу. Покачивая головой, как бы в крайнем удивлении, она смотрела на приземистый одноэтажный домишко, утонувший в апрельской грязище меж высоких, чуть не под самую крышу, прошлогодних зарослей полыни и черных стеблей мальв.

– Думаете, не туда зашли? – усомнился он. – Нет, вроде бы адрес правильный: улица Ветеринарная, 4. И вон вывеска: «Городская ветеринарная станция». Непрезентабельный видок, конечно, однако и ваша лечебница тоже не блещет новизной и красотой. Такая же развалина, как и эта.

– В том-то и дело! – возбужденно воскликнула Ольга. – В том-то и дело, что наша больница совершенно такая же, как эта! Как будто ее клонировали и в Северо-Луцк перенесли. Видите, и чердачное окно так же завалилось. И забор покосившийся. И двор такой же. И сарай слева! И адрес, адрес, мы в Нижнем ведь тоже на улице Ветеринарной находимся. Единственное, чего не хватает, это ограды Бугровского кладбища рядом.

– Ничего, может, на этом пустыре тоже когда-нибудь будет кладбище, – мрачно пошутил Родион, оглядываясь и тоже начиная покачивать головой при виде столь явного сходства двух ветлечебниц. – Интересно, а как там внутри?

– Господи! – Ольга расширила глаза при виде покосившегося крыльца и двери, обитой потертым, пожелтевшим дерматином, сквозь который местами, там, где его продрали когти особенно нетерпеливых или сердитых пациентов, клочьями пробивалась старая вата. – И дверь такая в точности, ну надо же! Спорим, что там, в прихожей, две деревянные лавки вдоль стен и три двери. И плакат насчет того, чтобы остерегались токсоплазмоза…

Она не договорила, поперхнувшись.

– Хорошо, что я не стал спорить, – тихонько хмыкнул Родион, входя вслед за Ольгой в сумрачную прихожую. Правда, дверей было не три, а две, зато над когда-то белыми, а теперь облупленными лавками висело аж два плаката, разъясняющих, что «ваши любимцы» – домашние животные могут быть носителями токсоплазмоза. Сильно воняло лизолом и хлоркой, чуточку гнусавые голоса громко восхищались девочкой Элис, которая не курит и не пьет, а где живет, неизвестно. Из распахнутой двери неслось раздраженное кошачье мяуканье. Сходство полное!

– Ну что ж, сказал же великий писатель Толстой, что все счастливые семьи похожи одна на другую, – пожал плечами Родион. – Не вижу, почему бы не быть похожими одна на другую всем ветеринарным лечебницам?

Ольга не успела ответить – сердитый мяв прекратился, послышался успокаивающий рассыпчатый говорок:

– Ну, тише, моя Мурысенька, умница, – и из кабинета вышел коренастый мужчина в костюме по меньшей мере от Кардена. На руках он держал огромную серую кошку с совершенно черными глазами. Родион не знал, чему больше удивляться: облику хозяина или этому чуду природы, но тотчас сообразил, что у кошки от страха или боли так расширились зрачки. Всего-навсего! А глаза у нее самые обыкновенные, зеленые. Шею кошки опоясывала полоска бинта, напоминающая белый ошейник.

– Все уже, все, – журчал хозяин, – успокойся. Сейчас домой поедем, к твоим любимым крыскам. Ничего, вот шейка подживет, ты им дашь жизни!

– Неужели это ее крыса так подрала? – полюбопытствовал Родион. – Ничего себе. Может, проще санэпидстанцию вызвать, посыпать там какими-нибудь порошками, потравить ваших грызунов, чем кошку подвергать опасности?

Поклонник Кардена снисходительно глянул на него:

– Вы что, решили, это моя домашняя кошка? Да нет, она складская. И крысы складские. Я владею сетью складов, а это мои лучшие сторожа и охранники. У меня таких Мурысенек два десятка. В наших складах крысы небось еще с позапрошлого века живут, одних вытравишь, другие придут. Никакой отравы не хватит! Одно спасение от них – профессиональные крысоловы, в смысле кошки-крысоловы. И этим иногда, сами видите, достается по первое число, когда стая навалится. Причем они ведь умнейшие твари – крысы. Прямо как люди – это что-то страшное! Вот, к примеру, приедут эти клопоморы из санэпидстанции, раскидают свою отраву, вернее – мясо, отравой начиненное. Крысы соберутся стайкой, сидят, на это мясо смотрят. И хочется пожрать, и боятся. Я как-то раз решил понаблюдать, что они будут делать. Смотрю, несколько крыс убежали, но почти сразу вернулись, и не одни, а со старой-престарой крысищей. Еле ноги, в смысле лапы тащит. Небось уже залегла где-нибудь помереть втихую, так эти родственнички ее подняли. И подталкивают они старушку прямиком к отравленному куску мяса. И начинают покусывать, как бы заставляют: а ну, попробуй, что тут нам люди подсунули. Она не хочет, чует яд, нет, они ее натурально заживо грызут. Делать нечего, крыска наша сжирает мясо – и в страшных муках протягивает ноги. Остальная орда сидит вокруг на задних лапках и наблюдает за ней, как в цирке. Убедившись, что старушка откинула копыта, они преспокойно уходят, предоставив глупым людишкам убирать никому больше не нужное мясцо и хоронить спасительницу-крысу.

  72  
×
×