Особенности национальной милиции

Светлое видение вышло из дверей довольно-таки быстро, словно и не навещало никого. Строки, продиктованные Володе сердцем, коснулись и ее слуха.

– Чье это творчество? – полюбопытствовала она. – Эти стихи я впервые слышу.

– Они мои, – зардев, тихо признался Смурной.

Девушка впервые заинтересованно посмотрела на молодого человека, отметив, что он очень даже ничего, если не брать в расчет очки и отсутствие намека на мышцы. Зато лицо очень вдохновенное.

– Как интересно, – Люда смело подошла к лейтенанту и без ломаний, излюбленных современными представительницами женского пола, присела рядом на ступеньке. – Прочтите что-нибудь еще.

В душе Володя возликовал. Мир сразу стал розовым-розовым, с вкраплениями золотого, грудь наполнилась незнакомым, однако приятным и щекочущим чувством. Хотелось петь, стоять на голове и читать Велимира Хлебникова.

Вскочив с места, лейтенант элегантно оперся о колонну, приняв позу оратора Древней Греции, воздел руку к небу и начал:

– Золотописьмом тончайших крыл...

Он читал много. Время словно замедлило свой бег, замерло и прислушалось к музыке стихов. Володя был в ударе. Люда, склонив немного набок голову, внимательно слушала, временами чуть улыбаясь, а временами большие глаза ее цвета утреннего неба подергивались дымкой задумчивости. Мимо проходили люди, белые колпаки устали маячить у окна, но Смурной этого не замечал. Он жил поэзией, кожей ощущал ее, вдыхал ее пьянящий запах.

И запах той нимфы, что скромно примостилась возле него.

– Все в порядке, – совершенно некстати на середине стиха Татьяны Толстой вклинилась фраза. – Это тебе.

Довольный и сытый Мочилов стоял и протягивал Володе хот-дог с баночкой «Пепси». Когда он подошел, никто не заметил. Лейтенант взглянул на Глеба Ефимовича, как на заклятого врага, недовольно вырвал из его рук дневной паек и только после этого вспомнил, как он голоден.

– Ой, я совсем забыла, что мне пора, – встрепенулась, вставая и отряхивая платье, девушка. – Приятно было познакомиться.

Мимолетное видение – это, наверное, поэт сказал о ней. Смурной не успел опомниться, как Люды и след простыл. Хот-дог выпал из руки, что вызвало протяжный стон у Мочилова.

– А как же адрес? – воздуху, только что окружавшему прелестное создание, сказал Володя и, поникнув, опустился на ступеньку.

* * *

Дирол двигался твердыми, уверенными шагами, уткнув взгляд в землю, перебирая в голове нелестные мысли. Он злился на себя и на весь командирский состав школы. Каблуки подводили чуть ли не на каждом шагу, оттого Санек оступался и даже пару раз упал. Однако он, казалось, не замечал синяков и ссадин. Он кипел от гнева, и этим было все сказано.

Тайфуном ворвавшись в ворота школы, парень влетел в двери общаги, мрачнее тучи пронесся мимо вахтерши, растрепав ей волосы попутным ветром, поднялся к себе на этаж и рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Он ничего не видел и не слышал, не хотел ничего знать.

Однако его, проходящего по школьному двору, кое-кто все-таки заприметил.

Тетя Клава покачала головой, украдкой смахнув слезинку.

– Что же это деется? – в сердцах произнесла она. – Такой видный парнишка, веселый такой, а вон чего удумал. В транссексуалы записался.

Вздохнув глубоко, она подняла тяжелые сумки с нечестно заработанными сосисками и гречневой крупой. Женщина вразвалочку почапала к себе домой, кормить ненасытного Миньку.

– Не дело это, – вслух говорила она сама с собой. – Надо будет дома книжицу посмотреть с отворотными рецептиками. Где там она у меня завалялась?

Повариха вышла за ворота вот уже второй десяток лет неплохо кормившего ее здания с твердым намерением помочь заблудшему в современных непростительных вольностях курсанту.

12

Вот уже второй день подряд ребята просыпались без сиреноподобного клича капитана. Это привносило некоторый дискомфорт в утреннюю побудку, поскольку, в силу выработавшегося за три года условного рефлекса, в каждом зародилось ощущение, что чего-то не хватает. Именно оно не давало курсантам почувствовать ту утреннюю бодрость, которой Мочилов заряжал всех, заставляя одеваться, как в армии.

Вот такие, невыспавшиеся и откровенно вялые, парни предстали с утра пораньше перед тренером Садюкиным. Тот издевался на славу. В отличие от ребят, он чувствовал подъем сил, с воодушевлением перебирал в голове разные способы издевательств, выбирая лучшее. Наконец, он остановился на синтезе команды «Газы» и взбирания по канату. Поистине, как неисповедимы пути господни, так же непредсказуемы помыслы Фрола Петровича. Не удовлетворившись простым и банальным заданием для курсантов вскарабкаться к потолку и спуститься обратно, он, раздав каждому по противогазу, зычным голосом прокричал: