Развод и вещи пополам

– А мне что вы можете рассказать про нее? – с улыбкой спросила Валерия. Ей очень нравился этот импульсивный старик. «На барабашку Нафаню похож из мультика, – подумала она. – Такой же взъерошенный и трогательно симпатичный».

– Я в этом доме шестьдесят годков уже проживаю, – тем временем начал рассказывать старик. Он обвел взглядом стены и трехметровые потолки, как будто что-то вспоминая. – Сталинская постройка, еще лет сто простоит. Умели раньше дома строить, не то что сейчас – коробки бетонные. Ордер я получил через год после войны. Сначала мне комната полагалась, а потом, когда женился и дети народились, мне вся квартира досталась, а соседей отселили. Дети мои сами уж дедами стали, у меня два правнука есть, – улыбнулся он. – Со мной, правда, никто не живет, все свои хоромы имеют. А эту квартиру я на внука своего записал, он сейчас на Севере работает, ученый он у нас, – с гордостью проговорил старик. – Об чем мы с тобой говорили-то? Ах да, про Епишину. Живу я здесь уже шестьдесят лет, считай, вся жизнь здесь прошла, – повторил он. – Поэтому всех знаю, про всех могу рассказать, ну, и про Елизавету Епишину в том числе.

– Шестьдесят лет – действительно целая жизнь, – улыбнулась Лера. – А сколько же вам лет, если не секрет, конечно? – поинтересовалась она.

– В этом годе восемьдесят восемь стукнет. На войну-то я совсем молодым попал. Двадцать три года мне было, когда добровольцем ушел. Аккурат сентябрь сорок первого года, самая мясорубка. У меня бронь была, а я отказался. Сталеваров на фронт не брали, они в тылу нужны были, а я вот ушел. До Берлина дошел, два ранения имею, два ордена Славы, один – Красной Звезды и девять медалей «За отвагу».

– Ух ты, сколько наград! – восхитилась Лера.

– Толку от них, от наград этих, никакого, – махнул старик рукой. – Только и радости, что без очереди везде можно, да еще паек перед праздником дают курам на смех. Ай, не хочу я об этом говорить! Давай-ка, девонька, мы с тобой почаевничаем, дюже ты понравилась мне, – лукаво подмигнул он Валерии. – Когда еще ко мне такая красавица зайдет?

– Давайте, – с готовностью согласилась девушка. – Будем пить чай, а вы мне в это время про графиню расскажете, ладно? – бросив мимолетный взгляд на часы, попросила она.

– Графиню я помню еще молодой, интересной женщиной, – пустился в воспоминания старик, шустро накрывая чайный стол. – Только тогда никто и не знал, что она графиня, время было такое, что скрывали дворяне свое происхождение. Просто Елизавета, и все. Я даже пробовал ухаживать за ней. Да, был такой грешок, – усмехнулся он и выставил перед Валерией вазу с конфетами. – Ешь на здоровье, и я с тобой за компанию, только чайник сейчас включу. Она ведь постарше меня была, Елизавета, годков на пять, наверное, – прищурился он, стараясь вспомнить. – А может, и побольше чуток? Замужней она уже тогда была, а я – холостой, крепкий да задиристый, – продолжал рассказывать он, не забывая при этом угощать свою неожиданную гостью. – Печенье вчера купил, люблю овсяное, бери, не стесняйся.

– Это значит, сейчас ей уже больше девяноста лет было? – отметила Лера.

– Да, где-то около того, – согласился Василий Павлович. – В молодости-то она хороша была, ой как хороша! – прищелкнул он языком. – Мужики из нашего дома с ума сходили, когда видели ее. Статная, гордая, всегда с прической, одета красиво. Видно, деньги у них в семье водились немалые, муж-то ее какой-то большой шишкой был. Его на машине увозили, на ней привозили. Потом, в начале восьмидесятых, на пенсию его, видать, отправили, машина перестала приезжать. Каждый день по вечерам они с графиней стали по скверу гулять. Идут, она его под ручку держит, и воркуют, как молодые. Было по всему видно: любил он ее крепко, до самой смерти любил. Помер он ровно десять лет назад, видать, от старости. А может, и от нервов. Перестройка, она многих на тот свет отправила, не все ее смогли пережить, особливо после денежных реформ всяких, – отметил старик. – Правда, помер он хорошо. Я имею в виду – без болезней там всяких. В свою постель лег, уснул, а утром не проснулся. Считается, хорошая смерть, спокойная. После смерти мужа Епишина совсем затворницей стала, редко из дома выходила.

– А как вы думаете, за что могли убить бедную женщину? – перевела Валерия разговор в нужное ей русло.

– За что сейчас убивают? – хмыкнул старик. – За деньги, конечно.

– Откуда же у старой женщины такие деньги, за которые убивают? Не за пенсию же ее застрелили?