28  

Валерия Лебедева. 30 июля 2002 года. Нижний Новгород – Париж

С ранней юности Лера побаивалась этих загадочных существ противоположного пола. Она росла некрасивой, замкнутой толстухой, на которую парни просто катастрофически не обращали внимания. Лера привыкла к мысли о том, что никому не интересна, причем настолько прониклась этим мнением, что невольно начала внушать его другим. Получался этакий замкнутый психологический круг, в котором она и вращалась почти всю жизнь, не замечая ни заинтересованных взглядов мужчин, ни собственной, внезапно расцветшей красоты. Более того: убеждение в собственной никудышности накладывало отпечаток на все, чем она только ни занималась, и даже жизненные успехи (случались же и у нее не только неудачи, но и успехи!) не могли сбить ее с этой точки зрения. Лера жила с уверенностью, что удачи в ее судьбе – случайность. У нее было несколько любовных романов, как же без этого, но ее неуверенность в себе губила их. Она всегда была словно бы благодарна мужчинам за то, что те удостоили ее своим вниманием. А ведь мужскую братию не зря называют зверями или животными. Они уважают только такую женщину, в которой видят суровую, даже беспощадную дрессировщицу, ну а почуяв слабину, охотно куснут ту руку, которую только что лизали... а то и схрумкают самую хозяйку вместе с рукой. Именно поэтому Лера дожила одинокой почти до тридцати лет, и любовные неудачи, а также тщательно скрываемая, презираемая, но все-таки существующая зависть к устроенным, замужним, богатым подругам еще больше усиливали ее неуверенность в себе.

Сыграли тут свою немалую роль и родители. Они прочно пропитались презрением дочери к себе самой и всячески поддерживали в ней эту позицию. Мать была учительницей французского языка, и именно благодаря ей Лера знала французский и английский. Но не столь хорошо, как хотелось бы матери, а оттого она была в семье как бы двоечницей. Отец же... отец был преподавателем древнерусской литературы в университете, а значит, жил с непоколебимой уверенностью, что все лучшее уже написано. И давно! Самое позднее в XIX веке. Он делал некоторые снисхождения лишь для Булгакова, но это кем надо быть, чтобы не рухнуть на колени перед Мастером! Когда Лебедев-старший узнал, что его собственная дочь вдруг стала писать, то все снисходительное, чуточку жалостливое презрение, которое он испытывал к ней всю жизнь, воплотилось в одном кратком определении ее нового ремесла. Теперь он называл Леру не иначе как «известная кропательница дамских романов», возмущенно восклицая: «Да как можно набраться наглости браться за перо, когда уже писал Булгаков!» Робкие оправдания Леры в том, что она пишет не пером, а на компьютере, только еще пуще злили отца, и это не добавляло, отнюдь не добавляло Лере самоуверенности. Внезапная трагическая гибель родителей (год назад электричка, в которой они возвращались с дачи, столкнулась с товарняком, было очень много жертв) только усилила депрессивное состояние Леры. И так бы оно и шло из года в год, так бы Лера и продолжала смотреть на себя, как на неисправимую неудачницу, если бы вдруг однажды – это произошло именно вдруг, как и положено в настоящем приключенческом романе! – не оказалась в одном купе с молодой красивой парой.

Лера возвращалась из Москвы – ездила на встречу с редактором в издательство, как раз готовился к печати ее новый роман, и, ознакомившись с немилосердной правкой, решила, что отец прав и после Булгакова в самом деле не стоит позориться писать. И сюжеты выдумывались с трудом, и продавались ее книжки средненько, и тиражи были ерундовские, не то что у Марининой, к примеру! Она была настолько погружена в собственные печальные мысли, что почти не обращала внимания на своих соседей, и весьма не скоро до нее дошло, что они говорят по-французски. Более того! Совершенно уверенные в том, что случайная попутчица, как и большинство русских, не обременена переизбытком знания иностранного языка, они говорили именно о ней.

Лера начала прислушиваться, сохраняя на лице маску вежливого безразличия. Да уж! Чему она великолепно, лучше других научилась в жизни, так это носить на себе маску уверенности в себе. О, глядя на ее высокомерно вскинутые брови и легкую независимую полуулыбку, неустанно порхающую на губах, никто в жизни не заподозрил бы, что видит перед собой величайшую неудачницу всех времен и народов! Так и пара не подозревала о ее притворстве, ведя оживленный разговор о... необыкновенных серых глазах Леры, ее волнистых темно-русых волосах, так мило обрамляющих красивое, даже очаровательное лицо, о ее прекрасной, женственной фигуре и восхитительных ногах.

  28  
×
×