Доноры за доллары

В этот момент в коридоре послышались легкие шаги. Фой прыгнул к двери. Та открылась, и в кабинет влетела медсестра.

– Степан Алексеевич... – начала было она.

Пуля в голову прервала ее речь.

– Черт! – ругнулся Фой. – Пора отсюда смываться... А еще этого дурака Вжика тащить с собой.

ГЛАВА 30

Уже светало, когда мы с Чеховым выехали из двора отделения, усталые и совершенно разбитые.

– Ну, что, Юрий Николаевич, нас можно поздравить? Что-то конкретное наконец? – начал я.

– Ну, Ладыгин, это я тебя могу поздравить – высший пилотаж! Признаться, когда ты мне подал эту идею с музыкально-гимнастическим этюдом, я не верил, что получится. Однако, смотри ж ты!

– Ладно, – скромно ответил я. – Если бы этот Кот был на килограмм потяжелее, то я, честно говоря, и не знаю, чем бы все закончилось.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – кивнул он.

– А что с Котом?

– Этот Кот – та еще падаль, видно сразу. И «крыши» своей боится, как черт ладана. Толку с Кота мало: из него имен не выбьешь. К тому же я что-то сомневаюсь, что он сам их знает. Тут система – все напрягаются в той или иной степени и напрягают нижестоящих. А деньги загребает тот, кто на самом верху. Лестница власти в классическом варианте. Зато теперь у наших девушек есть конкретные имена.

Он потянул мне листок, исписанный Котом. На нем в столбик были перечислены имена и фамилии пятерых девушек. Две последние – те, кого мы видели в крематории. Первой в списке была Наташа Ряхова.

– Вот она где, бедолага, – грустно сказал я, вспоминая эту первую скандальную историю и того настырного бойфренда, что топтался у ворот клиники. Где-то он сейчас?

– Что? – не расслышал Чехов.

– Да вот – нашлась та девчушка, что умерла после операции аппендицита. – Я показал пальцем на ее фамилию.

Чехов понимающе кивнул.

– Интересно, кто ее убил на самом деле?

Мы помолчали. Я про себя посчитал. Сожженных людей было пятеро. Девушек в списке было тоже пятеро. Но двоих сжечь не успели. Остаются трое. Если допустить, что все трое сожжены именно в том самом крематории, то остаются еще два праха. Один из них, как уже выяснилось, принадлежит Ураеву. Кто пятый? Я стал напряженно думать и наконец вспомнил.

– Знаете, Юрий Николаевич, была еще одна жертва, которая в нашу схему «публичный дом – клиника – крематорий» совсем не вписывается.

Я рассказал ему историю с несчастным мужчиной, с которого, собственно, и начались мои подозрения.

– Да, помню-помню, ты мне об этом случае говорил, – закивал Чехов. – Есть какие-нибудь подозрения?

– Ничего сказать конкретно не могу, но, видимо, была отработана еще одна схема поиска жертв. Только сработала она лишь однажды. Как именно все организовывалось, пока не знаю.

– Ничего, я думаю, найдется кто-то, кто нам все расскажет. Терпение.

В этот момент мы тормознули у подъезда моего дома.

– Так, дружище, – повернулся ко мне Чехов. – Сейчас ты поднимаешься домой, раздеваешься и немедленно ложишься спать. Думать и сопоставлять я тебе запрещаю. Завтра нам твоя железная логика еще понадобится, так что дай голове отдохнуть.

– И вам того же! – улыбнулся я.

* * *

Первым делом Головлев отправился в аэропорт. Там он выкупил заказанные им еще вчера днем билеты и запер свои немногочисленные пожитки в камере хранения. При себе он оставил только серебристый кейс с деньгами. Выходя из здания, он тщательно проверил сохранность билета и загранпаспорта. Все было на месте, и счастье так близко, так реально, что Головлев просто слышал уже шорох накатывающих на песок волн и видел темнокожих девушек топлес, танцующих перед ним.

В приподнятом настроении он поехал в клинику, мечтая по дороге, как в последний раз облапошит этого старого хрыча Лямзина. Только бы эти головорезы привезли деньги именно сегодня. Конечно, все может случиться. Но Головлев был уверен: Карташов крепко попался, и дергаться не в его интересах.

С этими мыслями он вошел в клинику и начал подниматься по ступенькам с чувством собственного достоинства, как то и полагается владельцу хорошего состояния. Он дошел до конца коридора и немного помедлил перед дверью кабинета Лямзина. Потом он размеренно и весомо постучался. За дверью было тихо.

– Где шляется этот старый козел? – пробормотал он себе под нос и подергал ручку.

Дверь неожиданно поддалась и бесшумно открылась. Головлев вошел в кабинет и увидел там то, что меньше всего ожидал, – два плавающих в лужах крови трупа. Один принадлежал Лямзину, другой – Людмиле.