Возлюбленные великих художников

Насмешник Антон немедля сочинил про художника и его страсть к работе превеселый стишок:

• А вот и флигель Левитана,
• Художник милый здесь живет,
• Встает он очень-очень рано
• И тотчас чай китайский пьет.
• Позвав к себе собаку Весту,
• Дает ей крынку молока.
• И тут же, не вставая с места,
• Этюд он трогает слегка.

Однако Маша стыдила брата за насмешки. Она была в восторге, что рядом живет самый настоящий, «ручной» художник, и бегала за Левитаном ну прямо как собака Веста! У Маши всегда были способности к живописи, а тут она начала серьезно рисовать. И когда шел на этюды Левитан, следом спешила и она. Зато, когда Маша отправлялась порыбачить (она обожала постоять с удочкой на берегу Истры), Левитан, смиряя нетерпеливый свой нрав, тоже застывал на берегу, глядя, впрочем, не столько на сонный поплавок, сколько на прелестное лицо, скрытое в тени большой панамы.

Вот странно — почему-то Левитан не написал тогда ни одного ее портрета. Антона — да, сколько угодно и рисовал, и писал. Говорил, что любит его лицо. Может быть, ехидно думал Антон, Левитан ищет в его чертах сходство с Машей?

Ему было интересно, чем это кончится.

Ну, чем-чем? Известно чем!

Шла как-то раз Маша из Бабкина к лесу, а оттуда возвращается Левитан, по обыкновению, в своей бархатной рабочей куртке с открытым воротом. Эта куртка шла ему необыкновенно и делала просто-таки персонажем Веласкеса.

— Почему, — говорит он, — дорогая Ма-Па, вы нынче не были со мною на этюдах?

— Потому, дорогой Левитан, — отвечает Маша (его все звали только по фамилии, потому что его старообразное, скучное имя Исаак совершенно не шло к очень красивому, более того — интересному матово-бледному лицу, слегка вьющимся темным волосам, высокому лбу, бархатным глазам и остроконечной бородке), — потому, что наша дорогая хозяйка Марья Владимировна просила меня помочь ей очистить вишни для пирога, который она намерена испечь нынче к обеду. — И она показала пальцы, потемневшие от вишневого сока.

— И вы предпочли какие-то вишни мне? — спросил Левитан. Вроде бы шутливо спросил, однако Маше почудилось что-то неладное в его голосе.

— Предпочла, — усмехнулась она.

А в следующую минуту случилось нечто удивительное. Левитан бухнулся перед ней на колени и закричал:

— Да как вы могли?! Ведь я люблю вас!

На его прекрасных черных глазах даже слезы выступили.

Машенька не сразу поверила, что какие-то несчастные вишни могли вызвать такую бурю чувств. Уставилась на пылкого поклонника. А тот не унимался: все стоял на коленях, ломал руки и восклицал:

— Я вас люблю! Выходите за меня замуж!

Маша слушала-слушала, смотрела-смотрела, а потом вдруг так засмущалась, что закрыла лицо руками. И в ту же секунду очутилась в его объятиях. Как только он успел с колен так быстро вскочить?

Ее перепачканные вишневым соком пальцы, закрывавшие лицо, вмиг были осыпаны множеством поцелуев.

— Милая Маша, каждая точка на твоем лице мне дорога! — пылко воскликнул Левитан.

Маше стало смешно до невозможности. Что называется — художник! «Каждая точка дорога»… Даже в любви объясняется с точки зрения пуантилизма!^[23]

Маша поняла, что сейчас не выдержит и расхохочется. Нет, нельзя так унизить влюбленного! Оттолкнула его, повернулась — и кинулась наутек, от души надеясь, что Левитан примет ее побег за проявление девичьего смущения.

Нет, скрывать нечего — это самое смущение тоже имело место быть. И через несколько минут, забившись в заросли, Маша уже рыдала — от испуга, от счастья, от совершенного незнания, как теперь быть и что делать.

Потом она прокралась в свою комнату, снова плакала в подушку, девичью подружку, и к обеду не вышла, хотя там был знаменитый пирог (и очень вкусный, конечно!). Но там был и Левитан, а видеть его Маше отчего-то было страшно и стыдно.

Антон удивился, что сестры за обедом нет, а Левитан нервен и как бы не в себе.

— Ма-Па в грустях, — сказал брат Михаил не без ехидства, кося на Левитана и подмигивая Антону. — Рыдает, слезы из-под двери текут!

— Ну, надобно поглядеть, пока потопа не случилось, — усмехнулся Антон и отправился к сестре, не обращая ни малейшего внимания на испуганные глаза Левитана.

— Чего ты ревешь? — спросил Антон, присев на постель к плачущей сестре.

Кое-как добился ответа, кое-как разобрал смысл его среди всхлипываний и вздохов.

---

23 В живописи манера письма раздельными мазками правильной формы наподобие точек или квадратиков (от французского pointiller — писать точками).