Стиль барса

– Нет, – оборвал Лизу Танин, – я довезу тебя до дома. Даю тебе задание.

– Какое? – Глаза Лизы вспыхнули, как две новорожденных звезды.

– Приготовь ужин к моему приходу и больше никуда ни ногой!

– Ну что ж, – жеманно вздохнула Лиза, – придется подчиниться.

– Что же интересного тебе поведал Заватов? – сменил тему разговора Китаец.

– Его ведь больше нет? – полувопросительно-полуутвердительно проговорила Лиза.

– Только опомнилась?

– Как-то не верится, – поежилась Лиза.

– Так что интересного тебе сказал Заватов? Или все твои усилия пошли прахом? – усмехнулся Китаец.

– Во-первых, он предложил мне стать его подругой, – гордо произнесла Лиза, – а во-вторых, я теперь знаю, как пропадают подшипники.

– В принципе, меня не интересует ни то, ни другое, – вздохнул Китаец, – но раз уж тебе удалось что-то узнать, выкладывай насчет подшипников.

Лиза рассказала ему все, о чем натрепал ей Михаил Леонидович.

– Полезная информация для Крестовского… – задумчиво произнес Китаец, доставая сигарету из пачки, – только, пока я не найду Женю, боюсь, она не пригодится ему.

– Обещал мне все, что ни пожелаю, – с таинственной улыбкой вернулась к теме заватовского «сватовства» Лиза.

– И ты поверила? – насмешливо взглянул на нее Танин.

– Я ему понравилась – это точно, – твердо сказала Лиза, не пряча торжествующей улыбки.

– Да, губа не дура, – засмеялся Китаец.

– А вот ты ни фига в женщинах не разбираешься! – с досадой воскликнула Лиза.

– Не провоцируй меня на длинный и нудный разговор.

«Массо» въехал во двор, образованный двумя двух– и одной четырехэтажной «сталинками». Китаец проводил Лизу до квартиры, сохраняя бдительность и осторожность. Покончив с воспитательной работой, он снова сел за руль. В запасе у него оставалось полчаса до встречи с Митрохиной. Он решил эти полчаса провести в одиночестве, но не тут-то было.

Открыв окно, Лиза наполнила двор своим звонким голосом и энергией призывных жестов. Китаец вернулся в квартиру.

– Звонят. – Лиза ждала Китайца в прихожей с трубкой в руках.

Китаец взял у нее телефон.

– Слушаю.

– Я, сыщик, не пойму, ты выполняешь мой заказ или просто так штаны просиживаешь? – узнал он грубый голос Тяпы.

– Я в курсе, что на тебя было покушение.

– В курсе, – хрипло и язвительно рассмеялся Тяпа. – Не забывай, на каких условиях ты работаешь, – угрожающе прозвучал его голос.

– Думаю, финал не за горами. – Танин соблюдал в разговоре вежливую дистанцию и невозмутимость.

– Твой – да, если через двое суток я не буду знать, кто меня собирается убить, – мрачно процедил Тяпа.

Китаец расслышал в этой фразе звериный рык. Сдержанный, но оттого еще более впечатляющий.

– Пока я еще жив, – равнодушно произнес Китаец. – Хочу тебе напомнить, что я не твой «телок», а сыщик. Ты что же, не знаешь, кто в тебя стрелял?

– Какие-то говнюки-молокососы, – зло бросил Тяпа, – никто из моих людей их не знает.

– Я хочу у тебя спросить. – Китаец говорил медленно и раскованно. – С кем дружит Митрохина?

– А я почем знаю? С отцом ее я имел дело… – буркнул Тяпа.

– И кто же он?

– Борода.

– Спасибо за информацию.

Еще раз пообещав Тяпе найти виновника, Китаец нажал на клавишу «отбой» и молча направился к двери. То обстоятельство, что отец Митрохиной был криминальным авторитетом, еще раз убедило его в том, что речь идет о бандитской разборке. И если это действуют не авторитеты, за что он мог поручиться, значит, орудуют отморозки. На слуху были две банды – Магарыча и Башкира. Оставалось выяснить, любовницей кого является Митрохина, и каким-то образом узнать, где прячут Женю. Он намерен был использовать Яну Аркадьевну, памятуя о том, что ее сожитель убил ее отца. Ее гнев и ненависть должны были сыграть ему на руку. Конечно, он не рассчитывал завербовать Яну под свои знамена, но кто знает, может, она приведет его к разгадке? Хотя он нисколько не сбрасывал со счетов тот факт, что любовник Митрохиной и не похищал Крестовскую.

На город плавно накатывали сумерки. Китаец любил этот час: глазам, уставшим от дневного света, можно наконец было дать отдых. Он с удовольствием смотрел, как смягчается освещение, как меркнут краски, как уплотняются предметы и вместе с тем делаются зыбкими их очертания, размытые вездесущей синью вечернего воздуха. Все словно обретало свое значение: события, люди, их мысли и поступки. Он вспомнил фразу Камю, что полет птиц под вечер становится осмысленным. Ему казалось, что только сейчас он по-настоящему оценил глубину и печаль этой фразы. Печаль без надрыва, такую, какую, должно быть, испытывают умудренные жизнью старики. Не те, достигшие закатной поры, инфантильные, суетливые особи, которые вечно брюзжат и цепляются к молодежи, а такие, как Лао Цзы, например, или Фу Си. В их случае печаль была равна просветлению.