Роковая дама треф

– Я понял, – молвил Оливье, устремив на нее взгляд, исполненный особой, пронзительной, провидческой силы, и Ангелина со страхом заметила, что синие тени вокруг его глаз наливаются чернотой, хотя голос звучал еще бодро: – Ты думала, я предал тебя… да и что еще могла ты подумать?! Но когда я увидел, что Миркозлит выходит из той же калитки в парке Мальмезона, откуда вышла ты, я почуял: здесь что-то неладно.

– Миркозлит? – с отвращением переспросила Ангелина. – Это еще кто?

– Я знал его под этим именем. Но его зовут Моршан, хотя и это ненастоящая его фамилия. Он поляк, он ненавидит русских за то, что они владеют польскими землями. Он готов объединиться против русских с кем угодно, хоть с самим дьяволом. Я никогда не доверял ему, никак не мог понять, почему маркиза так доверяет ему.

– Маркиза? – насторожилась Ангелина.

– Да. Этот Миркозлит – ее ближайший поверенный. Я недавно узнал, что именно он должен был переправить де Мона и тебя в Англию. Это окончилось смертью де Мона, ты тоже чуть не погибла. Потом мы хотели послать курьера с известием барону Корфу – и этот курьер был убит. Но она так заступалась за Миркозлита, а я ведь верил ей. Да что там! Я ей до сих пор верю, хотя негодяй не постеснялся и ее оболгать. Представь, когда я спросил его, что он делал в Мальмезоне, он нагло ответил, что советовался там с маркизой д’Антраге, как получше встретить русского императора Александра – выстрелом, или ударом кинжала, или даже взрывом. Конечно, я не мог не вступиться за эту святую женщину. Схватился за кинжал – он тоже. Он ловок, да и я не промах, клянусь! Он ударил меня первым и так захохотал, что обо всем забыл от радости. А я еще не выронил кинжала и успел его ударить… попал в самое сердце! Теперь честное имя маркизы… Что с тобой, Анжель? – Он осекся и попытался покрепче сжать ее руку, но только и мог чуть шевелить ледяными пальцами.

Ангелина кивнула, не с силах вымолвить ни слова. Она пока даже осмыслить не могла это новое сплетение интриг.

– А маркиза? – проговорила она, наконец услышав свой голос как бы со стороны. – Она… кто она?

– О, это чудесная женщина! – Бледные губы Оливье дрогнули в улыбке. – И необыкновенно загадочная! Она уже не молода, но кажется молодой и прекрасной благодаря своим черным глазам. Лицо у нее прикрыто вуалью – потому что изуродовано шрамом. Когда маркиза была еще совсем молода, ее ударил саблей какой-то обезумевший простолюдин, и с тех пор… Удивительно, как ей к лицу эта вуаль. И такие ласковые глаза. Мне все время кажется, что я видел ее прежде. Она была бы красавицей, если бы не этот шрам.

– Нет там никакого шрама, – глухо проговорила Ангелина, почувствовав, как силы враз оставили ее. Наверное, так чувствует себя оплетенная паутиной муха, из которой паук уже высосал все жизнетворные соки.

– То есть как? – недоверчиво переспросил Оливье.

– Да так, – вздохнула Ангелина. – Нет и никогда не было. Потому тебе и казались знакомыми ее глаза, что ты видел их. Помнишь… там, на Березине? Мадам Жизель, графиня д’Армонти? Это и есть маркиза д’Антраге. Моршан тебе не солгал – он и вправду виделся с нею в Мальмезоне. Ведь она там живет. Значит, она руководит группой роялистов? О, теперь я вспоминаю… Несчастный Ксавье говорил мне перед смертью о какой-то даме, которая направила его в трактир контрабандистов и которой он открыл тайну нашего брака. Ох, какая паутина, паутина! Мне никогда из нее не выпутаться! – Она прижала стиснутые кулаки к глазам и в отчаянии покачала головой.

– Ничего, Анжель, – долетел до нее слабый шепот. – Бодрись! Моршана больше нет. А ты… ты ведь русская! Я же знаю тебя. Я знаю ваш народ. Когда русские спокойны, они милы и веселы, но, когда их страсти возбуждены, они бывают страшны: у них нет выдержки, какую дает воспитание, и обуздать свою страстность они не в силах. Думаю, ты сумеешь так расправиться с этой дамой, что от нее пойдут… как это вы говорите? Ко-люч-ки по ку-лач-кам? – попытался выговорить он по-русски, и Ангелина невольно засмеялась:

– Пойдут клочки по закоулочкам!

Она смахнула с ресниц слезы слабости и малодушия.

О Оливье! Милый, неоцененный друг! Спасибо тебе за мудрость, за пресловутую французскую иронию, за веру и надежду! Еще несколько твоих насмешливых слов – и к Ангелине вполне вернутся утраченные силы, она вполне поверит в удачу!

Но Оливье молчал, и Ангелина с ужасом увидела, что голова его поникла, руки опустились, а кровь из раны снова хлынула струей.