6  

– Это непомерная цена! – горячилась маман. – Ужин-то был не ахти какой!

– То-то вас, сударыня, невозможно было за уши от него оттащить! – усмехнулся мужчина.

От звука его голоса дрожь неизъяснимого ужаса пробежала по спине Анжель. Голос был груб, неприятен, но сейчас не хотелось думать о неприятном, поэтому она уставилась в костер, куда только что подбросили охапку сосновых веток – и костер принялся весело стрелять по сторонам жаркими искрами, трепетать языками пламени. Игра огня гипнотизировала Анжель, дурманила ее; глаза сами собой закрывались. Вот мелькнули перед нею чьи-то ласковые серые глаза – Анжель улыбнулась, вот проплыло в клубах тумана мертвое, присыпанное снегом лицо Фабьена – Анжель затрепетала, застонала во сне…

– По рукам! – вдруг громко произнес мужчина, и Анжель испуганно вскинулась. – Ты будешь получать еду каждый день, если сумеешь меня найти!

И, громовым смехом заглушив возражения графини, он вскочил и ринулся куда-то в сторону, волоча за собою Анжель.

Ужас от того, что предстояло уйти от этого живого огня, был настолько силен, что Анжель начала упираться – слабо, но достаточно ощутимо, чтобы мужчина повернулся и глянул на нее.

Его недобрая улыбка заставила ее затрепетать, она отшатнулась от придвинувшегося к ней чумазого лица, черты которого показались ей ужасными, а взгляд маленьких темных глаз – злобным, как у зверя.

Анжель отпрянула, решив, что он сейчас ударит ее, но мужчина усмехнулся:

– А ведь ты права, клянусь ключами святого Петра! Почему нам нужно уходить с этого тепленького местечка? В конце концов, это я развел огонь – значит, и костер мой!

И он с грозным видом повернулся к трем своим сотоварищам, с откровенной завистью глядевшим на Анжель:

– Ну? Чего уставились? Зря глядите, вам ничего не перепадет.

– Ну вот, я так и знал! Московский купец! – простонал один из них и едва успел в испуге отпрянуть, когда огромный кулак придвинулся к его лицу:

– Только посмей еще раз назвать меня так, merde! [2]

– Это несправедливо, Лелуп! Все-таки мы все хотим того же! – обиженно воскликнул другой солдат, не сводя с Анжель жадного взгляда.

– Что? Ты еще не забыл слов egalite, fraternite, liberte [3], под которые так и летели наземь головы аристократов? – хохотнул Лелуп [4] («Волк! Его имя – волк!» – содрогнулась Анжель). – Но, знаешь, мы ведь не на баррикадах сейчас. Убирайтесь от костра, живо. Разведите свой. А чтобы высечь искру, возьмите с собою эту старуху. – Он с усмешкой глянул в сторону графини.

Черные глаза свекрови сверкнули так яростно, что Анжель на миг почувствовала себя отомщенной. В то же мгновение обрадованные солдаты схватили графиню за руки и за ноги и утащили куда-то в темноту, откуда вскоре раздались жуткие, ухающие звуки, заставившие Анжель похолодеть.

Между тем Лелуп развязал свой тюк и бросил на сосновые ветки два или три плаща, попоны, одеяла, а потом схватил Анжель и швырнул ее на это ложе с такой бесцеремонностью, словно она тоже была подстилкой – всего лишь еще одной подстилкой, нужной только для того, чтобы мягче спалось.

В следующее мгновение мужчина рухнул на Анжель, задрал ей юбки. Ощутив его близость, ошеломленная, Анжель выкрикнула имя – она не знала, чье это имя, но в нем странным образом воплотилось все самое ужасное и постыдное в ее жизни… в той, прошлой, забытой жизни.

– Моршан! – закричала она.

И тотчас поперхнулась криком, ибо тяжелая рука легла ей на горло.

– Забудь о нем. Скажи: Лелуп… ну!

Рука надавила сильнее, и Анжель, задыхаясь, прохрипела:

– Ле-лу-уп…

– Вот так, – удовлетворенно выдохнул он, с такой силой вдавливая в нее свое мужское естество, словно сваи забивал.

Анжель захлебнулась криком, слезы лились неостановимо… На ее счастье, изголодавшийся по женщине Лелуп насытился удивительно быстро. Он скатился с Анжель, продолжая, однако, крепко держать ее.

– Только посмей шевельнуться, – услышала она, уже засыпая. – Твоя мать продала мне тебя за сегодняшний ужин. Ничего, держись за меня – может быть, жива останешься!

И он захрапел, не ослабляя своей железной хватки.


Анжель с безмолвной мольбой глядела в мутное беззвездное небо, силясь понять одно, всегдашне-непостижимое: почему графиня так ненавидит ее, что сразу после смерти сына швырнула этому грубому, отвратительному человеку? Да разве можно такое терпеть? Куда же смотрел в это время бог, что попустил, не остановил?..

  6  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×