Роковая дама треф

Ангелина, забыв о деле, уставилась на него недоверчиво: кто мог предположить такую силищу в столь тщедушном теле! Капитан же изумленно смотрел на Меркурия, на лице которого, будто в зеркале, отразилось то же самое выражение.

– Муромцев, брат! Неужто ты?!

– Ваше благородие, господин капитан?! – и Меркурий принял стойку «смирно», а капитан бросился дружески хлопать его по плечу, причем оба начисто забыли про татарина, который вновь тяжело рухнул навзничь, раздавив немалым своим весом глиняную миску с водой, стоявшую на его топчане, и залив при том постель, облив Ангелину и вдобавок невзначай зашибив ее своей безвольною, но увесистою ручищею. Ангелина не устояла под ударом и хлопнулась наземь, с трудом поймав метнувшиеся вверх юбки.

– Охальники! Барышню убили! – заблажил зловредный бородач, неприятель Меркурия, и все раненые вытянули шеи, разглядывая милосердную сестру, нелепо распростертую на полу.

Ангелина издала негодующий вопль, и Меркурий с капитаном, отпрянув друг от друга, будто нашкодившие ребятишки, кинулись ей помогать. Ангелина успела заметить, как залился краскою Меркурий при взгляде на ее обнажившиеся выше колен ножки. Капитан оказался проворнее: подхватив Ангелину под мышки, он с извинениями помог ей встать и сунул в руки полотенце, чем враз направил ее гнев в русло привычных хлопот. А хлопот прибавилось! Осушить спину беспамятного, извлечь из-под него глиняные острые крошки, смазать подсолнечным маслом злые пролежни, надеть другое исподнее, на постели белье переменить… и все это время капитан с Меркурием, сноровисто ворочая татарина, тихо обменивались короткими репликами, из которых Ангелина поняла, что еще в первые дни войны Меркурий служил под началом капитана Дружинина в том самом селе Воронове, которое столь часто связывалось с его бредом о лодке-самолетке, немало там в службе своей и во мнении начальника преуспел, а оттого капитан рад-радешенек этой встрече и – мало того! – имеет на Меркурия некие виды. О сем речь велась, впрочем, очень и очень туманно, Ангелина только и сообразила, что дело требует великой секретности. В эту самую минуту татарин, растревоженный всей этой суетой и болезнетворными царапинами, начал подавать признаки жизни, а когда, обмытый и переодетый, вновь был уложен на свежий сенник с высоким изголовьем, вдруг открыл мутные глаза и слабо простонал:

– Во-дич-ки… ради… ради…

Аллаха или Христа – какая разница! – Ангелина метнулась за водой, за доктором, и еще долгое время ей казалось, что татарин, таким замечательным образом пришедший в себя, есть главное событие нынешнего дня.

Однако она ошибалась. Главное состояло в том, что капитан Дружинин внезапно встретил солдата Муромцева… а что один из них сделал в этот день шаг к своей гибели – сего никому, кроме судьбы, знать было не дано.

4. Кого искала смерть?

В общем-то, ничего особенного в хождениях капитана Дружинина по госпитальным палатам не имелось: в Нижний днями прибывал какой-то важный груз военного назначения, вверенный попечению капитана и требующий охраны. А поскольку людей военных или хотя бы годных к службе после отбытия на фронт нижегородского ополчения в городе сыскать было трудно, капитан и набирал команду среди выздоравливающих. Он и прежде знал служебные свойства и качества солдата Меркурия Муромцева – понятно, что и доверял ему более, чем прочим.

Теперь за Меркурием, что ни день, присылаема была небольшая карета – черная и весьма приметная своими малыми размерами и удобством. Принадлежала она военному ведомству, а потому всегда была запряжена сытыми, бойкими, гладкими лошадьми, которые подчинялись крепким рукам армейского кучера Зосимы с диковинным отчеством – Усфазанович, коего все называли просто Усатычем, для удобства произношения и по правде жизни, ибо он, пользуясь своим привилегированным положением кучера при капитане Дружинине, взрастил и взлелеял на своем маленьком, худеньком личике такие усы… нет, усищи, что они составляли главную достопримечательность его тщедушного облика. Этот самый Усатыч исправно отвозил Меркурия на окраину города, к Арзамасской заставе, где, обнесенный высоким забором, спешно строился огромный сарай, а там сооружались какие-то загадочные приспособления, за чем, не спуская глаз, поочередно надзирали капитан Дружинин и, в его отсутствие, Меркурий.

Насколько известно было Ангелине, ни к плотницкому, ни к слесарному, ни к строительному ремеслу ее подопечный отродясь не имел отношения. По простоте душевной она так прямо и спросила: неужто не сыскалось в немаленьком Нижнем Новгороде более сведущего в сем деле человека, чем едва живой после раны солдат?! – и была немало удивлена, когда всегда откровенный и открытый Меркурий вдруг начал что-то невнятное бормотать, плести: мол, капитан верит только тем, кого знает по службе, – и при этом он отводил глаза, краснел… словом, вел себя так глупо, что Ангелина невольно начала задумываться над сутью происходящего. Мужчина не должен с женщиной лукавить! Она примет на веру любую несуразицу, высказанную спокойно и небрежно, однако при малейшей неуверенности в голосе заподозрит неладное, даже если ей говорят чистую правду!