78  

– «Это словно бы послужило для обоих сигналом сбросить с себя всю одежду, чему летняя жара весьма способствовала, – читала между тем графиня. – Девушке было не больше восемнадцати лет. Черты лица у нее правильные и приятные, фигура превосходная, и я не могла не позавидовать ее созревшей обворожительной груди, полушария которой так прелестно наполняла плоть.

Молодой джентльмен был высок и крепок. Тело его, ладно скроенное и мощно сшитое – широкие плечи, обширная грудь; а мужская прелесть, казалось, вырывалась из густых зарослей вьющихся волос, которые разошлись по бедрам и поднялись по животу до самого пупка; вид у той прелести крепкий и прямой, но размеры меня прямо-таки испугали…»

А ты хоть успела увидеть то, чем была уничтожена твоя невинность? – сладчайшим голоском проговорила мадам Жизель, и Ангелина не сразу поняла, что это уже вопрос к ней, а не продолжение заманчивого чтения, ибо, чего греха таить, сии «Мемуары» вдруг показались ей необычайно увлекательны. Вся кровь бросилась ей в лицо, стоило лишь понять, что мадам Жизель заметила этот интерес! Ангелина даже испытала некое разочарование, когда француженка захлопнула книжку; впрочем, Ангелина тут же дала себе слово где угодно и как угодно раздобыть заманчивое произведение Фанни Хилл. Книжка выглядела объемистой и, верно, вся была наполнена множеством полезных сведений.

А теперь вновь пришла пора подумать о том, как убраться восвояси.

– Действие происходит в одном из лондонских maison de joie [64], – дружелюбно пояснила мадам Жизель. – Как ты поняла, для лучшего образования глупеньких девиц там была устроена такая просмотровая комнатка. Книжка сия была напечатана более чем полвека назад, и с тех пор наука обольщения весьма продвинулась. Скажем, в Париже мне приходилось бывать в домах, где в стене имелось особое смотровое оконце, занавешенное гобеленом, картиною или просто шторою. Когда собирались гости, хозяйка вдруг отдергивала сию штору или сдвигала в сторону гобелен – и взору ничего не подозревающей публики представала еще более прелестная картина, чем та, которую убрала хозяйка. Двое молодых и красивых любовников, мужчина и женщина (или трое, четверо, или только женщины, или только мужчины, добавила вскользь хозяйка, вызвав у Ангелины новое сомнение в здравости ее рассудка: да разве такое бывает? Разве не вдвоем – лишь женщина и мужчина – предаются любви?! Что за наваждения бесовские?!), играли друг с дружкою в постели, да столь умело и талантливо, что это действовало на публику покрепче elixir d’amour! [65] Мне приходилось бывать в компаниях, где малознакомые люди уже через миг срывали друг с друга одежды и, подражая зрелищу за стеклянной стеною, образовывали на ковре настоящую кучу малу, причем самые скромницы, самые недотроги громче других поощряли сразу нескольких мужчин, ублажавших их: «Allez ferme! Allez toujours!..» [66] Ты ведь тоже слывешь за скромницу, не так ли? – невиннейшим голосом обратилась мадам Жизель к Ангелине, и та отпрянула, отвернулась, уверенная, что проницательная француженка все поняла: от нее не укрылось, что Ангелина сейчас как бы видела эту сладострастную игру на роскошном ковре – и себя, обнаженную, распростертую под тяжестью мужского тела… тел? Но как же это мужчины могут любострастничать с женщиною сразу вдвоем или втроем? Ведь сама природа все устроила иначе… Господи, о чем она? Как удалось мадам Жизель вдруг внушить ей, что самая завидная участь – стать жертвою пылких страстей?!

– Ах, Анжель, как загорелись твои глазки! – тихо, маняще рассмеялась мадам Жизель, но руки ее, стиснувшие ладони Ангелины, которая безуспешно пыталась закрыть лицо или хотя бы отвернуться, были отнюдь не мягки – напротив, они держали мертвой хваткой! – Как приятно будет тебя обучить, дорогая! Если ты так разохотилась только от слов, от воображаемой картины, то что же начнешь вытворять, когда к тебе прикоснутся знающие свое дело мужчины? На это стоит посмотреть, право же, стоит! Как ты полагаешь, Фабьен… Да ну, прекрати, что ты трясешься, как институтка? – с досадой прикрикнула она на сына, все еще сидевшего, сжавшись, в углу. – Тебе же нравятся такие «живые картины», глядишь, и сам распалишься настолько, что сможешь взять свою ненаглядную Анжель. Может быть, тебе как раз и нужно предаться с нею всяким непристойностям, чтобы излечиться от этой глупой любви!

Она залилась клокочущим хохотом, и Ангелину вновь стала бить дрожь.


  78  
×
×