Безумное танго

– Значит, это выяснилось при вскрытии, ну, что инсулин стал причиной?..

Алёна тяжело вздохнула.

– В том-то и дело, что инсулин при вскрытии найти невозможно! Это ведь гормон, который вырабатывается нашим организмом. При диабете его резкая нехватка, необходимо добавлять искусственно. А в нормальном, здоровом организме количество его строго дозировано. Есть, правда, такая болезнь – гиперинсулемия, это антипод диабета. Больной гиперинсулемией человек болезненно реагирует на все сладкое, для него даже лишнее яблоко съесть – уже значит вызвать приступ, потому что резко увеличивается количество инсулина в организме. А Наде я впрыснула целую ампулу…

– Нет, и все-таки, – упрямо сказал Юрий. – Каким же образом было установлено, что Надя погибла именно от инсулина? Ах да! Ну какой же я тупой! В ампуле что-то оставалось на дне, на стенках? Наверное, в милиции провели анализ этих остатков, и…

– Провели, – усмехнулась Алёна. – Только не в милиции. Понимаешь, когда мы поняли, что Надюша уплывает, такая началась суматоха! Мы реаниматоров вызвали, там куча народу как-то образовалась. И в этой сумятице ампула исчезла. Не сама по себе – вместе со всем содержимым кюветы, куда я складывала мусор: ватки использованные, осколки отломанного горлышка ампулы, ну, всякое такое. Почему-то исчезло абсолютно все. В этом пытались обвинить меня: я, мол, скрыла следы преступления, – но нашлись люди, которые подтвердили, что я оставалась все время на виду, никуда ничего не выбрасывала, не выносила. Да я вообще была в таком состоянии… Каждую минуту думала, что вот сейчас арестуют и поведут в тюрьму. Но никто меня не трогал, только допросы были, конечно. Но что я могла сказать? Ампулу я накануне операции взяла из фабричной упаковки, ввела больной то, что было в этой ампуле… Если это все-таки был самбревин, Надя могла погибнуть только от аллергии. Но картина не аллергическая – картина, типичная для передозировки инсулина. Однако это обнаружить невозможно. И ампула исчезла, неизвестно, был ли это инсулин или все-таки самбревин, на который Надя дала такую страшную реакцию. Замкнутый круг! Сказка про белого бычка! В конце концов эксперты дали такое заключение: смерть наступила от аллергической реакции на самбревин, ну, там как-то иначе написали, но суть такая. Короче говоря… короче говоря, меня оставили в покое, дисквалифицировав как медработника.

– Короче говоря, – повторил Юрий. – Значит, есть о чем говорить длинно?

Алёна промолчала. Есть, как не быть! Только не хочется. Вообще ни о чем не хочется говорить. Хочется просто так лежать и радоваться, что наконец-то удалось согреться, что потянуло в сон, и было бы здорово сейчас задремать, забыться…

– Погоди-ка. – Голос Юрия вонзился в тоненькую паутинку дремоты и порвал ее. – А что ты имела в виду, когда сказала, что анализ все же провели, но только не в милиции?

Да, надо было ожидать, что он прицепится к этим словам. Угораздило же сболтнуть…

– Понимаешь, – неохотно пробормотала Алёна, – не знаю, какое у тебя по моим словам сложилось впечатление о Фаине Павловне, но в этой истории я ей обязана очень многим. Даже не ожидала, что она поведет себя так достойно. Все время твердила, что это была несчастная случайность, что дело не в моей служебной халатности, а в трагическом недосмотре упаковщицы на фабрике, ну и все такое. Она клялась и божилась, что я не могла, не было у меня такой возможности – выбросить ампулу и весь остальной мусор. Словом, она стояла за меня горой и, как я подозреваю, привела в действие какие-то свои очень даже немаленькие знакомства. Ей и самой тяжело пришлось, ведь это такое пятно легло на центр – ужас! Нет, конечно, никакой информации никуда не прошло, Фаине как-то удалось этого добиться. Но ведь этот несчастный укол я сделала в ее присутствии… С точки зрения Рашида, виноваты были мы обе.

– С точки зрения Рашида? А это еще кто?

– Это парень с Мытного рынка, азербайджанец, кажется, жених бедной Надежды. Ради него, вернее, из-за предрассудков его матери она и решилась на операцию. Не решилась бы – жила бы и жила в свое удовольствие вместе с этим Рашидом. Похоже, он ее крепко-таки любил. Я его дважды только и видела, но этого хватило… – Ее снова начал бить озноб. – В январе и феврале, пока не уехала в Амман, я жила под страхом смерти. Пряталась по знакомым, по подружкам сестры, даже в Выксе у тетушки пыталась скрыться, но… Понимаешь, у меня тетка – мирская послушница, у нее одна цель в жизни: самой монашкой стать и нас с Ингой – это сестра моя – в монастырь пристроить. И пока я у нее жила, она меня до такой степени достала неизбежностью пострига, что даже Рашид стал казаться меньшим злом. Теперь-то я, дура, понимаю, что она была совершенно права, мне Бог еще тогда знак давал, на какую стезю следует стопы свои направить, ну а тогда я боялась монастыря, как последняя идиотка. Мне Бог просто-таки в лоб стучал: вот, вот где спасение, а я… А тут как раз позвонила Фаина, я и вернулась в Нижний. Вот уж правда, что кого Бог хочет погубить, того лишает разума.