Безумное танго

Он брякнул наугад, но попал не в бровь, а в глаз: у его собеседницы явно перехватило дыхание. И все-таки она не сдавалась:

– Ну и что? Ты все равно не докажешь, что видел меня с ней… Тем более что это произошло только один раз, честное слово!

– Да на здоровье, хоть восемьдесят один раз, – медленно сказал Юрий, ужасаясь тому, что говорит правду, что ему и впрямь глубоко плевать на происходящее. – Но раньше за тобой не наблюдалось склонности к особам твоего пола, по-моему, ты их скорее люто ненавидела. А теперь что? Захотелось барыньке вонючей говядинки?

– Ну, все в жизни надо испытать, – пожала она плечами с этой своей вороватой усмешкой, которую так ненавидел Юрий, и ему, как всегда, захотелось ее ударить. И, как всегда, он этого не сделал, разумеется. – Ты можешь не поверить, конечно, но мне это нужно было для статьи. Я пишу статью о сексуальных меньшинствах, ну и… надо всесторонне изучить предмет, о котором собираешься писать, это первый принцип настоящей журналистики!

– Так ты что, в журналистки подалась? – Юрий даже руками всплеснул. – Да у тебя же двойка была по русскому с первого по одиннадцатый, ты же корову через ять пишешь!

– В каждой газете есть корректоры, – сказала она, приглаживая взъерошенные белокурые прядки. – Главное – изюминка!

– И как? Получается изюминка? Что-то я ни разу не встречал твоей фамилии в прессе!

– Да что я, больная, под своей фамилией писать? У меня не меньше десяти псевдонимов!

– Псевдонимов? – Юрий прищурился. – Псевдонимов, говоришь?.. Слушай, Ал. Фавитов – это не ты случайно?

– Когда? – деловито уточнила блондинка.

– Что – когда?

– Ну, Ал. Фавитов – когда? Когда печаталась та статья, которую он написал, в каком номере? Или ты тоже пришел права качать насчет вчерашней заметки?!

– Нет, – растерялся Юрий, пытаясь вспомнить, за какое число была газетка с гнусной статьей про Саню. – Не насчет вчерашней, а той, которая была дней пять назад, я думаю.

– Ладно, а статья-то как называлась?

– «Кончить, чтобы кончиться», – буркнул он, чувствуя ужасный стыд из-за того, что произносит эту мерзость. Хотя после того, что он только что узрел, – стыдиться каких-то слов? Смешно!

– «Кончить, чтобы кончиться»? – задумчиво переспросила она. – Что за фигня? Римма, ты не знаешь, кто этот материал готовил в печать?

– Ну, я! – вызывающе откликнулась из угла всеми забытая Римма. – Но я больше ни слова не скажу этому отморозку, если вы мне не ответите толком, что тут происходит и кто он такой!

Блондинка устало вздохнула и, с упреком посмотрев на подругу, объяснила то, что и так было уже всем ясно:

– Да это мой бывший муж, Юрка Никифоров!

Лора и Юрий. 1987—1988

Лору Фролову в классе и за девчонку-то не считали. Тощенькая, кривоногая, с заморенным личиком и вечно немытыми волосами неопределенного цвета, она училась едва-едва на троечки, которые ей ставили в основном из жалости к матери. Красивая женщина восточного типа, она одна воспитывала этого маленького оборвыша, а также двух Лориных братьев, известных всему городу хулиганов.

«Все в отца!» – единогласно резюмировало общественное мнение, поскольку было известно, что Егор Фролов пребывает где-то в местах не столь отдаленных то ли за грабеж с разбоем, то ли за разбой с грабежом, то ли вообще за убийство, а может, даже и за спекуляцию в придачу. В конце семидесятых это слово носило ярко выраженный подсудный оттенок, ну а на семейство Фроловых люди вообще были готовы навесить всех собак. Только женщины этой семьи почему-то считались существами заведомо страдающими, и когда участковый в очередной раз приходил в школу с жалобой на Серегу и Вовку Фроловых, он пенял именно директору, завучу и учителям за то, что пацаны ночью грабанули ларек на привокзальной площади.

«Мать у них одна, ей и так тяжело, бьется, как рыба об лед, а вас тут вон сколько, вас государство зачем учило? Вас государство затем учило, чтобы из таких вот окурков полноценных людей делать по системе Макаренко!» – талдычил он монотонным, тяжко прокуренным басом, и бывший фронтовик-директор вместе с разновозрастными училками стояли перед ним по стойке «смирно», и никто не осмеливался возразить, хотя бы намекнуть, что школа № 57 – это отнюдь не колония для малолетних правонарушителей, а что касается системы Макаренко… По-хорошему, уголовное дело на братишек надо заводить! Вместо этого в очередной раз проводился экстренный педсовет, на котором в несчетный раз принималось решение окружить безотцовщину заботой и вниманием. И никто почему-то не вспоминал в пылу споров о младшей сестренке, которая стояла на шухере, когда братья делали свое черное дело. И никто почему-то не задавался вопросом, отчего это ребята предпочитают шастать по ночам где попало, вместо того чтобы дома сидеть, у телевизора, что ли, или хотя бы спать. Но сидеть братьям, да и Лоре, частенько было практически негде, потому что чуть не каждую ночь у матери был новый ухажер, которого она приводила после своих прогулок по набережной, а жили Фроловы в барачном домишке на Сенной. Не на общей же кухне сидеть, слушая, как мать обеспечивает благосостояние семьи. Лучше уж самим ради него, этого благосостояния, постараться!