Гори, венчальная свеча

Князь мало вреда видел в том, что прежняя любовница прислуживает его жене, он ведь привык к безусловной покорности былых своих фавориток: так, Пелагея за честь почла родить сына от своего господина, пусть и пришлось ходить отныне в скотницах… Однако он мало знал Неонилу! Коварства и терпения ей было не занимать, а чтобы полностью отвести от себя могущие возникнуть подозрения, она решилась вот на что.

У Марии Павловны был брат, граф Василий Стрешнев, путешественник, авантюрист, забияка. Приехав навестить сестру, вышедшую замуж, Василий Стрешнев тотчас обратил внимание на огневзорую горничную с тонким лицом и живым, страстным нравом. Неонила тоже казалась влюбленною. Чуть было не сделался новый скандал, ибо граф Василий, увлекшись не в шутку, начал поговаривать о браке; однако спустя некоторое время, напоровшись в лесу на браконьерский самострел, граф был смертельно ранен и вскоре скончался, заклиная сестру и зятя не оставить Неонилу, которая к тому времени была беременна. Родилась у нее дочь, которую она назвала Елизаветою в честь старой княгини, своей крестной матери и благодетельницы.

Безутешную Неонилу сосватали за камердинера князя Михайлы, Василия Елагина, человека смекалистого и до чрезвычайности покладистого во всем, что касалось преумножения его благ. Несмотря на внебрачное дитя, он был с Неонилою добр и почтителен, ценя ее красоту, ум, а того пуще – приданое, кое она принесла, и, конечно, вольную, ибо Василий был крепостным. Получив свободу, он решился оставить князя (да тот только и мечтал спровадить Неонилу и приплод со двора) и уехать в Тулу, Рязань ли, Орел, где мог завести свое дело.

Неонила оправлялась после родов, но, чуть окрепнув, должна была отправиться вслед за мужем, который отбыл вперед. Тем временем разрешилась от бремени и молодая княгиня Мария Павловна. Она тоже родила дочь, которую тоже назвали Елизаветою и тоже в честь матери князя.

В имении воцарились счастье и покой. Да ненадолго!

Беда пришла в тот день, когда пастухи схватили в ночном молодого цыгана, пытавшегося угнать чуть ли не полтабуна. Его скрутили и, избитого, окровавленного, потащили на расправу к князю.

Тот взъярился. Больше жены и дочери он любил только коней! Цыгану всыпали плетей и бросили в яму глубиной саженей в пять. Князь велел ни пищи, ни питья вражине не давать. В своем поместье был он царь и бог, а цыган за людей не считал. Он предвкушал, что косточки конокрада сгниют очень скоро. Яму даже не охраняли: оттуда все равно не выбраться. Однако какова же была ярость Михайлы Ивановича, когда на другое же утро проклятый цыган исчез из тюрьмы!

– Цыган, слышь-ка, с чертом знается, – говаривали дворовые, – черт его и унес!

Но черт здесь ни при чем был. Бегство цыгана устроила Неонила. Ведь тем цыганом оказался не кто иной, как сводный брат ее Вайда!

Может быть, взыграли в Неониле родственные чувства. А скорее, она уже обдумала свой страшный замысел и смекнула, что Вайда может быть ей очень полезен…

Князю в ту пору пришла нужда отлучиться в Санкт-Петербург: прибыла депеша из дворца.

Поцеловав руки обеим княгиням, отъехала и Неонила – до первой почтовой станции, откуда собиралась проследовать в Тулу. Однако до станции не доехала, а по пути пересела на простую крестьянскую телегу, которая ожидала ее под Филями. Телега же та принадлежала Татьяне, молодой жене Вайды. Пара эта давно отбилась от своего табора и вела жизнь скитальческую. Сходя с ума от беспокойства, встретила Татьяна пропавшего мужа, вернувшегося избитым и измученным, а узнав, что спасла его Неонила, поклялась жизнь положить, но отблагодарить ее.

Неонила была хитра. Зная неистовый нрав своих родичей-цыган, их жажду отплатить Измайлову, она представила и себя невинною жертвою жестокого и развратного князя, который якобы сперва преследовал ее своими домогательствами, а когда Неонила их отвергла, терзал местью, особливо же за любовь ее к доброму и ласковому графу Стрешневу. Замужество свое Неонила также приписала мстительности князя: Елагин в ее изображении получился сущим чудищем, во всем подобным бывшему своему господину и его супруге, молодой княгине, которая от ревности уготовляла для Неонилы самую страшную пытку: мечтала отнять у нее дочь и сделать ее своей крепостной.

Все это нагромождение лжи пылкие и простодушные Вайда с Татьяною приняли за истину. И вполне естественным показалось им желание Неонилы отплатить Измайловым тою же монетою: похитить у них обожаемую дочь.