Готовься к войне

Так думал банкир, оставляя за кормой машины полыхающее вполнеба зарево ночного мегаполиса, углубляясь в холмы Истринского района, где в очень неплохом месте, на краю столетней дубовой рощи, поджидал его собственный загородный дом.

4. Четверг, 23.20–00.00

Свернул с трассы, когда закат уже отгорел.

Дальше начиналось то, что банкир про себя называл «моя дорога». Отрезок старого, в крупных зернах, асфальта — около трех километров — состоял из длинных, идеально просматривающихся прямиков, соединенных меж собой двумя удобными поворотами, — их бы похвалить, как идеально просчитанные, если бы не стойкое подозрение, что они, такие плавные, получились, как многое в удивительной стране России, не в результате точной работы инженеров и строителей, а случайно. Сами собой.

Здесь Знаев иногда позволял себе шалость: гонял. Обычно — по ночам или рано утром. Летом, в сухую погоду. Два или три раза в месяц, под настроение.

На первой прямой он развил сто семьдесят. Прошел вираж, не дотрагиваясь до педали тормоза, с небольшим сносом задней оси. Дальше довел до двухсот, второй поворот миновал со сносом всех четырех колес. Последний, третий отрезок предполагалось проскочить на максимуме отваги (в прошлый раз это было почти двести двадцать) — но в самый неподходящий момент, когда переключался с четвертой на третью, в сотне метров впереди от левой обочины отделилась темная масса, зажглись фары; встречный возмущенно загудел; хорошо, что не проявил себя глупцом и не заморгал в приступе паники дальним светом, иначе ослепил бы лихача-банкира, заезд мог закончиться неизвестно чем, может, и трагедией. Знаев рванул ручной тормоз. Его двухтонный крейсер пошел юзом, огласив окрестности отвратительным визгом резины, заглох и замер.

Встречное авто оказалось увесистым, сильно потрепанным внедорожником. Вылез водитель, под стать машине: пузатый, круглоголовый человек без шеи.

Банкир переживал адреналиновый приход и не стал покидать кресло.

Круглоголовый решительно приблизился. По мятому кожаному пиджаку и массивной золотой цепочке Знаев опознал одного из местных деревенских коммерсантов.

— Ты чего? — громко спросил абориген, наклоняясь и заглядывая в лицо финансиста. — Смерти ищешь?

Машина Знаева имела под капотом четыреста лошадей и стоила больше ста тысяч долларов, поэтому круглоголовый, хоть и кипел от возмущения, явно предпочитал действовать осторожно. Дом банкира находился совсем рядом, в километре, и банкир несколько раз встречал круглоголового в деревне, возле сельпо — туда доводилось заезжать по мелкой надобности, хотя бы за питьевой водой.

— Прошу прощения, уважаемый, — вежливо сказал Знаев. — Спешу.

— Я тебя тут часто вижу, — медленно произнес местный, и на его лице появилась смесь отвращения, зависти и интереса. — Ты все время гоняешь, как бешеный.

— Бывает.

— Нехуй тут гонять! — вдруг решившись, надсадно заявил селянин. — Тут, бля, люди живут!

— Вообще-то, — спокойно ответил банкир, — я тоже тут живу.

— ТОЖЕ живешь? А я тут — ВСЕГДА жил! Прикидываешь разницу?

— Конечно. Еще раз прошу прощения.

— Не надо ничего просить, — презрительно сказал круглоголовый. — Ты тут поселился — хрен с тобой, живи. Но живи — как все! Гонять будешь у себя в Москве. А тут гонять не надо. Ты что, решил здесь новые порядки устроить?

— Нет.

— Вот и нечего тут устраивать московские порядки. Все равно не получится. Знаешь, почему?

— Знаю, — сказал Знаев. — Потому что тут у вас — свои порядки.

— Вот именно! Не забывай об этом… — толстяк помедлил и веско отрекомендовался: — Я Миха Жирный. Я тут родился, живу и буду жить. А такие, как ты, понаехали из своей Москвы и уже вот где… — селянин ударил по горлу ребром ладони. — Езжай. И веди себя тихо, понял?

— Понял.

— Еще раз увижу, что ты летаешь, как бешеный, возле моей деревни — с тобой будет разговор. Серьезный. Мне все равно, кто ты. Поймаю и спрошу по всей строгости…

— Ясно.

Миха Жирный постоял еще несколько мгновений, чтоб весомой паузой подвести черту под беседой, сложившейся явно в его пользу, и небрежно махнул рукой: давай, отваливай. Знаев запустил мотор и тронул. Угрозы на него никак не подействовали. В машине хранилось оружие, пистолет, снаряженный резиновыми пулями, — не для защиты от врагов (дальновидный Знаев не имел настоящих врагов), а для столичного миллионерского форса, однако махать стволом на пустынной ночной дороге, да еще в ситуации, когда сам не прав, было бы неправильно. Жирного господина легко разыскать. За сравнительно небольшие деньги можно испортить незадачливому мужику настроение на много месяцев вперед — но зачем? Для удовлетворения самолюбия? Оно давным-давно удовлетворено. Красивее, проще и дешевле погасить внешнюю агрессию изысканной вежливостью, на какую способны только очень культурные, а главное — умные люди.