Готовься к войне

— Не хочу, — тихо сказала девушка и отвернулась. — Не хочу чувствовать себя полубогом.

— А ты попробуй. Вдруг тебе понравится.

— Вряд ли.

Знаев помолчал. Он понял. Новая подруга боится привыкать к хорошему. Боится именно того, что ей — понравится. Она опасается, что однажды придет срок возвращаться назад. В серую пятиэтажку, где лестницы пропахли кошачьей мочой. Вдруг она возненавидит тогда свой мир? И будет годами видеть во сне особняк банкира и его персональную дубовую рощу, надежно скрытую за высокими стенами.

— Я тебя понимаю, — сказал он. — Сделай вот что: ни о чем не думай. Живи здесь и сейчас.

— Я так не умею.

— А я тебя научу. Это несложно.

Он встал, обошел сидящую гостью, встал за ее спиной и положил ладони ей на плечи; вдруг они показались ему совсем хрупкими, почти игрушечными.

— Надо выбросить из головы ненужные мысли. И пригласить нужные. Только не спеши. А то нужные и ненужные перемешаются… И вступят меж собой в войну. Тут потребуется время. Старайся думать о чем-нибудь постороннем. Вспомни что-то хорошее. Любишь вспоминать хорошее?

— Да.

— Вот и вспомни. Я, например, в таких случаях вспоминаю детство.

— Или молодость, — подсказала девушка, наклоняя голову и коснувшись виском его запястья.

— Нет, молодость я не вспоминаю.

— Почему?

— Как-то не получилось. С молодостью.

— Ой. Шмель…

— Не бойся. Он возьмет немного сахара и улетит.

— А вдруг он укусит?

— Не укусит. Он не человек. Он просто так никого не кусает. Не трогай его, и он не тронет тебя.

— А что значит «не получилось с молодостью»?

— Не получилось, и все, — угрюмо ответил финансист. — Не было ее. Все было, а этого не было. Не помню такого периода, чтоб я беззаботно пил-гулял и развлекался с девчонками. Я жалел времени на веселье. Помнишь старый студенческий гимн? «Гаудеамус»? «Возрадуемся, пока молоды». Я не хотел радоваться. Я хотел готовить себя. Тренировать. Я решил, что радоваться буду потом, когда кем-то стану. Добьюсь своего — и возрадуюсь. Все развлекались — а я упражнялся. На гитаре. По десять часов. За это меня очень уважали. И считали сумасшедшим. Но мне было все равно. Я знал, что всех обставлю. Главное — правильно распорядиться временем. Пять лет, Алиса. По десять часов в день. Без выходных. Четыре года до армии, и еще год — после… Родители, по тем временам, жили неплохо — у меня, любимого единственного сына, была своя комната. Я запирался — и бренчал. Потом понял, что гитара гитарой, а жить на что-то надо. Вагоны разгружал, пластинки продавал. На пластинках кое-что заработал, занял у кого что мог — купил аппарат. Две гитары, усилитель. Фуз. Микрофон. Сколотил команду. Зимой в кабаках лабали, летом — на танцах… Помню, стою однажды, в девяностом году, в августе, на эстраде, весь в поту, ноги не держат, на шее мозоль от ремня, в кистях судороги, пальцы — вообще в мясо… А подо мной толпа, кайфуют-танцуют, пьяные девчонки ноги задирают, портвейн рекой, дым коромыслом… Эх, думаю, вот она — моя жизнь. Они отдыхают — я работаю. Им веселье — мне кровь и труд. Вот такая была молодость.

— А банк? — спросила Алиса.

— Банк? Это было потом. Когда надоело. Когда устал. Когда на танцы стали приезжать другие люди. На машинах. В куртках кожаных. В золотых цепях. И в ресторанах стали заказывать не «Солджер форчун» и не «Йестудэй». А вот это, например, — Знаев прикрыл глаза и надтреснутым баритоном завел:

• На Колыме, где тундра и тайга кругом,
• Среди замерзших елей и болот
• Тебя я встретил
• С твоей подругой,
• Сидевших у костра вдвоем.

— Сейчас я ее наизусть помню, — грустно хмыкнул он. — Ночью разбуди — спою. От первого слова до последнего. А тогда — не знал. И вот подходят как-то в ресторане… Зубы желтые, сами пьяные. Спой, говорят, такую. Я говорю: не знаю. А они: что же ты тогда тут делаешь, если реальных пацанских песен не исполняешь? Братва башляет — исполняй… В общем, послал я их. И тогда они взяли мою гитару и разбили об мою голову.

— Лихо, — вздохнула рыжая. — И поэтому ты бросил музыку.

— Нет. Не поэтому. Не поэтому! Не потому я бросил, что мне по морде дали. А потому, что будущего для себя не увидел. В музыке. Я же тогда, в девяностом, целую программу выучил. Акустическую. Классику. Гитарные пьесы. Сложные. Паганини, Сарасате… Гендель… Старые приятели по училищу устроили мне прослушивание. У профессора консерватории. Хороший такой дедушка, честный…