Семь цветов страсти

— Ладно, начнем все сначала. Хватить дурить — дело серьезное. Расслабься и думай о чем-нибудь возвышенном, — посоветовала я, окончательно завладев ситуацией.

Играла тихая музыка, любезные продавщицы, предложив свою помощь и получив отказ, скрылись. Я накинулась на стойки с летними костюмами, рубахами, пуловерами. Конечно, это серийное производство, ширпотреб. Но как похорошел Майкл!..

Когда размышляешь об инстинктах женственности, почему-то не сразу вспоминаешь о желании преобразить своего ближнего. Это изначальное, врожденное, материнское. Мы провозились часа два. Все прошло бы значительно быстрее и удачнее, если бы этот ершистый полуеврей не мучил меня своими бесконечными комплексами. Он и брюки при мне мерить стеснялся, поджидая, пока я покину кабинку.

— А на пляжах чопорной Вены, не нудистских, обычных, совершенно запросто разгуливают голые женщины и мужики. В то время, как пятиюродный брат прячет свои волосатые бледные ноги от родной сестры, — бубнила я в задернутую занавеску примерочной.

— Почему это бледные, я загорал! — огорчился он, и из кабинки высунулась длинная жилистая и вправду загорелая нога. — Это потому, что я всю зиму в трусах по улице бегаю. И очень горжусь своими ногами.

— Но они волосатые и рыжие.

— Это очень мужественно.

— Тогда покупаем «бермуды», — припугнула я скромника.

— Позвольте ручку, мадемуазель! — сказал он на сносном французском и шаркнул по старинке, представляя новый костюм.

— Неплохо. Совсем неплохо… Правда, серый костюм к рыжему… — засомневалась я.

— При чем тут ноги? Это, кажется, не шорты?

— А голова? Ведь ты не будешь всегда ходить бритым, словно новобранец или каторжник.

— У меня чудесный тициановский цвет волос. Темный каштан. Ну, не очень темный. Просто еще плохо заметно.

— Нет, примерь лучше бежевый. Может, как-то смягчит твою ирландскую масть.

Я заметила, что наши диалоги привлекли скучающих продавщиц, то и дело появлявшихся поблизости.

— Дорогая, скажите, пожалуйста, какой цвет волос у этого господина? — втянула я симпатичную худышку в наше представление.

— Шатен, — пробормотала та, взглянув на затылок Майкла, и опустила глаза.

— А я?

— Фрау имеет цвет «коньяк».

— Если у меня «коньяк», то у господина «оранжад», — категорически завершила я спор.

Мы купили бежевый слегка мешковатый костюм и светлые брюки с пуловером, в чем я и вывела Майкла на улицу, придерживая пакет с его джинсами и новыми вещами. Уже по пути, заглядевшись на витрину, вернулась, игнорируя сопротивление кузена, и приобрела спортивную сумку, куда были засунуты джинсы, покупки, а также мой шерстяной жакет, прихваченный для вечера, который я наметила провести на открытом воздухе.

Но до вечера было еще далеко, а сопровождать Майкла в музей мне совсем не хотелось. Пообещав, что в следующий его приезд мы основательно прочешем все венские художественные достопримечательности, я затянула Майкла в прохладный сквер. С приятной усталостью заезжих туристов мы расположились на удобной скамейке в тени большого платана. Рядом в цветнике плескалась водой крутящаяся брызгалка, над которой повисла милая, какая-то игрушечная радуга. Мимо нас с шумом пронеслись подростки на роликовых коньках, и вновь обрушилась тишина — с шелестом листвы, птичьим пересвистом и отчетливым детским лепетом играющих поблизости малышей. Две шести-семилетние девочки что-то настойчиво объясняли мальчишке с велосипедом на прелестном, легком венском диалекте.

Потом одна из них — пышноволосая худышка — ринулась по аллее, прижимая к груди четырехцветный мяч. Ноги в белых гольфах и кожаных сандалиях едва касались гравия — малышка летела сквозь золотисто-зеленую тень, и солнечные зайчики прыгали в длинных развевающихся прядях ее волос. У меня занялся дух от какого-то давнего воспоминания, которое никак не хотело проявляться, а лишь заставляло тревожно колотиться сердце. «Боже! Как хорошо быть девочкой, легконогой, доверчивой, радостной!.. Как весело бежать в утренней свежести, в алмазных брызгах и солнечной пыли, в кудряшках, веснушках, в неведении и предчувствии, неся перед собой подобно этому пестрому мячику свою такую еще долгую, так много обещающую жизнь!..»

Пальцы Майкла, едва касаясь, пробежали от моего плеча к локтю.

— Какая летучая девочка, вон та, промчавшаяся с мячом… У меня такое чувство, что я подсмотрел кусочек твоего детства… Ведь ты носилась по аллеям какого-то старинного парка, не замечая восторженно следящих за тобой старческих глаз. Нет, умиленно. Есть такое слово?