Облава на волка

Тем не менее они с порядочной скоростью двигались вперед. Рассвет уже занимался, разбавляя черноту ночи синевато-фиолетовой дымкой, и Николай знал, что ему непременно надо поспеть к тому удачному часу, когда готовящиеся к пересменке менты не так усердно блюдут свою службу.

«Чертов Ляжечка, – сцепив зубы, думал Щукин, – сам остался в тепле и с водкой, а я трясусь на этой блядской дороге… Надо спешить, но если буду гнать так дальше, то наверняка перевернусь на каком-нибудь крутом повороте или в очередной колдоебине лишусь всех четырех колес…»

Так думал Щукин, но случилось другое. Через пару километров яркий свет фар «Нивы» выхватил из грохочущей темноты огромное бревно, лежащее посреди дороги. Николай едва успел нажать ногой на тормоз и выкрутить руль вправо – туда, где, обещая сравнительно щадящее столкновение, среди толстых сосновых стволов белела чахлая березка.

Впрочем, до столкновения с березкой дело не дошло.

Автомобиль, которым управлял Щукин, остановился раньше.

– Хорошие тормоза, – шумно выдохнув, проговорил Щукин и повернулся к Лиле.

Она открыла глаза, выпрямилась и тупо смотрела сквозь лобовое стекло, видя, казалось бы, то, чего никто, кроме нее, видеть не мог.

Николай помотал головой. Несколько мгновений он сидел совсем неподвижно, потом осторожно перевел дыхание, посмотрел на громоздящееся в темноте бревно и понял, что вопреки всему остался жив.

Тогда он выбрался из автомобиля и на дрожащих от напряжения и мгновенного испуга, подгибающихся ногах подошел к бревну.

– Ничего себе бревнышко, – прошептал Николай, – беда, если бы я в него вклепался… Кирдык, как говорится. Еще бы немного, и…

Он обернулся на зубастые зигзагообразные следы своих шин, видные в свете фар, и вздрогнул.

– Еще бы немного… – снова начал он и не договорил.

Осознание того, что он только что едва не погиб, но все-таки теперь живой и даже машина его не получила каких-либо повреждений, медленно наполняло Щукина щекочущей радостью. Достав из кармана пачку сигарет, он прикурил дрожащими руками, выдохнул струю белесого дыма и рассмеялся. Дождь стучал по его плечам и неприкрытой голове, но и это не вызывало отрицательных эмоций, а, напротив, говорило Николаю, что он жив и может чувствовать дождь, ветер, видеть темноту и все, что в этой темноте творится.

Кстати…

Вздрогнув от непонятного предчувствия, Щукин обернулся.

Потом махнул рукой.

Он прошелся вокруг машины, чтобы почувствовать кровь и жизненную силу в чудом избежавших смерти ногах, вдыхал глубоко в едва не расплющенную о руль грудь холодный воздух и табачный дым, несколько раз взмахнул чуть не погибшими руками.

А потом его взгляд снова упал на раскоряченное поперек дороги бревно, и он остановился, медленно опуская руки.

– Вот так да, – сказал он, – а откуда, кстати, это бревнышко здесь появилось? Не ветром же свалило его… Да и видно, что дерево давно гнилое и порядком отсыревшее – не из-за этого сумасшедшего дождя, а из-за многих дождей, прошедших в течение нескольких месяцев, а быть может, и лет…

Не договорив, Щукин попятился назад. Странная мысль пришла ему в голову.

«Через КП-то мы проехали, – подумал он, – но вот не специально ли нас пропустили в этот глухой уголок, не специально ли бревнышко приволокли сюда из лесопосадок и оставили на дороге? Ч-черт… А я, как фраерюга позорный, остановился да вышел посмотреть-покурить… Валить надо отсюда побыстрее».

И тут он явственно услышал сквозь шум дождя какой-то громкий шорох позади.

Николай оглянулся, тяжело дыша.

Никого не было вокруг – только рвущий волосы с головы ветер колыхал вершины полуголых деревьев и пузырились под градом дождевых капель рыхлые промоины в грязи, похожие на ноздри многоносого великана.

– Черт возьми… – пробормотал Щукин и, двигаясь медленно, словно боясь спугнуть тревожную, изрезанную стуком капель и свистом ветра тишину, пошел к своей машине – то пятясь и прищуриваясь на тьму, то оглядываясь, то вдруг приседая от случайных шорохов. Пистолет он выхватил из-за пояса лишь тогда, когда увидел в свете блеснувшей вдруг молнии две фигуры, направляющиеся к нему. Люди шли не спеша, как совершенно уверенные в своей безопасности и силе. Щукин мгновенно догадался, что он прекрасно виден этим людям – стоящий в луче света автомобильных фар, – и тут же отступил в сторону. Шарахнула еще одна молния, будто располосовав на мгновение темное брюхо неба на две абсолютно равные половины, – и Щукин увидел, как один из приближающихся поднял пистолет.