Облава на волка

– На северо-запад, – корчась от страха, прокричал Ярик, – вроде в Питер… а потом в Швецию… Я ни при чем, я просто разговор слышал!!! А убежал, потому что испугался очень! Седой! – умоляюще завопил Ярик. – Ведь ты же меня знаешь! Я ведь никогда ничего никому… Просто…

– Что – просто?

– Судьба у меня такая… – сникая и угасая, договорил Ярик, – все время попадаю…

– Да, – как-то сразу устало и задумчиво, словно уже размышляя о чем-то другом, согласился Седой.

Он тяжело поднялся со своего кресла и, не говоря ни слова, вышел, плотно притворив за собой тяжелую металлическую дверь. Ярик дернулся было за ним следом, но Филин толчком в спину сбил его с ног.

– Да я же ничего! – завизжал Ярик, извиваясь на утоптанной земле. – Я же все сказал!!! Я же правда ни при чем! Только испу… испугался, что, как всегда, крайним окажусь… Петя… Ведь ты меня знаешь… Филин… Я молчать буду! Я…

Он увидел пистолет в руках Филина и замолчал, трясясь.

Седой отошел от металлической двери и в сопровождении охранника направился к лестнице, ведущей из подвала.

Однако на первой же ступеньке Седой остановился и стоял, прислушиваясь, пока в подвальной комнатке не грохнул глухо единственный пистолетный выстрел.

Тогда Седой кивнул сам себе и пошел дальше.

* * *

Приятно возвращаться в город, где провел много незабываемых дней заслуженного отдыха после рискованных авантюр, зачастую грозящих не только длительным тюремным заключением, но и безвременной гибелью от шальной пули какого-нибудь не менее шального коммерсанта, материальные ценности ставящего превыше бесценного, богом данного человеку дара жизни.

Щукину нравился этот маленький городок на северо-западе страны, немногочисленное население которого знало Щукина как преуспевающего бизнесмена средней руки. Поэтому ничего удивительного нет в том, что прямо с вокзала Николай отправился в лучший ресторан города. Ресторан назывался «Золотой гребешок». Какую смысловую нагрузку несло это название, сказать трудно, но ряд ассоциативных сравнений неизменно приводил к старинной детской песенке про петушка: «Петя-Петя-Петушок, золотой гребешок, выгляни в окошко, дам тебе горошка…» Тем более что хозяина ресторана звали Петр Петрович Петров.

Щукин, легко сходившийся с людьми, был знаком с Петровым и, следовательно, со всеми швейцарами, гардеробщиками, официантами и особенно официантками.

Вот и сейчас началось с того, что швейцар Митрич, вольготно покуривавший на крыльце ресторана, едва заметив выходящего из такси Щукина, бросил сигарету и подтянулся, словно ефрейтор перед генералом, хотя на самом деле был полковником в отставке.

– Привет труженикам общепита! – весело приветствовал Митрича Щукин, проходя в распахнутую перед ним дверь.

Митрич низко поклонился, льстиво пробормотал что-то насчет удачной сделки и, осторожно прикрыв за Николаем дверь, отошел в сторону, сжимая в руке только что полученную купюру.

Точно такую же купюру сунули в свои карманы и гардеробщик, ринувшийся из-за своей конторки только для того, чтобы смахнуть с безукоризненно сидящего пиджака Щукина какую-то незаметную пылинку, и немолодой степенный официант Иван Степанович, гордящийся тем, что его сын учится в Московском университете. Щукин сел за излюбленный свой столик – у окна, в прохладной полутьме зала, наполовину скрытый от всех присутствующих громадной пальмой, – а Иван Степанович, чуть не подпрыгивая от радости, что он первым успел перехватить такого перспективного клиента, как Арнольд Маслов (под этим именем был известен Щукин в «Золотом гребешке»), направился на кухню лично распорядиться насчет закусок.

Щукин оглядел зал ресторана. Еще довольно рано было, и, кроме пожилой семейной пары, скромно отмечающей какой-то свой юбилей, никого в зале не было.

Николай закурил и только успел сделать первую затяжку, а в проеме кухонной двери уже показался Иван Степанович с огромным подносом, сплошь уставленным тарелками, тарелочками и розетками с самыми разнообразными закусками.

– Да, – проговорил Щукин, когда Иван Степанович, сервировав стол закусками, остановился, почтительно склонив голову, – да, – повторил он, наливая из хрустального графинчика первую рюмку и цепляя на тяжелую серебряную двузубую вилку кусок омара, – жизнь стоит того, чтобы жить. А жить нужно вот в этом городке… Работая, конечно, в центре.

Иван Степанович, деликатно покашляв, кивнул, выражая свое полнейшее согласие с клиентом.