— Где? — небрежно подняла брови, но Григорий только шагнул к ней — и она невольно отпрянула.
— Где?! Знаешь где! Ты говорила, что сама придешь за мной! Кого ты подослала? Кого я оглушил и бросил в камере?
— Оглушил и бросил?! — взвизгнула Джилья. — Так вот что меня ожидало? Вот какую участь ты мне приуготовил — и это в благодарность за все мои старания! Да если бы я только могла подумать!.. — патетически выкрикнула она.
А чего тут думать? — перебил Григорий. — И думать нечего. Я же тебе ясно сказал: шею, мол, сверну, если только еще раз полезешь ко мне со своими приставаниями.
— А что, она полезла-таки с приставаниями? — хихикнула Джилья. — И за это ты ее — бац! — по затылку! Да… Не повезло бедняжке. Впрочем, она не посмеет сказать, будто я ее не предупреждала. Я так и говорила: мол, ты обрушишь на нее свою благодарность. Вижу, обрушил?
— Обрушил, — тяжело вздохнул Григорий, оглядывая кулак. — Но ничего, скоро очнется.
— Вот же незадача! — вздохнула в лад ему Джилья. — Право, как ни соберусь я вмешаться в дела Троянды, все неладно получается!
Если Прокопия при звуке этого имени словно приколотили к полу, то что же говорить о Григории? Содрогнувшись, словно через него прошла молния, он уставился на Джилью, пробормотав:
— Троянда? Так, значит, я Троянду?.. О господи… да ведь я убить ее мог!
— Как говорится, бьют, кого любят! Ну разумеется, в пылкости твоих чувств ко мне она теперь убедилась, — не без яда произнесла Джилья. — Ах, бедняжка. Так рвалась тебя спасти — и вот награда!
— Ну, что сделано — то сделано, не воротишь! — зачастил Прокопий, которого не на шутку обеспокоили тучи, скопившиеся на челе брата. — Ты же не нарочно, Гриня, правда?
— Разумеется, нечаянно! — ввернула зеленоглазая змея, но Прокопий постарался не расслышать коварного намека.
— Теперь уже не поправишь! — утешал он. — И что за беда: ну, полежит молодка без памяти, очухается, станет на помощь звать, все и уладится. А что побил — так ведь тело забывчиво, дело заплывчиво! Главное, что ты на воле. Скоро и ее освободят. Может, уже освободили даже.
Григорий угрюмо кивнул.
Прокопий только дух перевел: брат вроде бы начал успокаиваться, — как вдруг тот снова забился, словно в лихорадке:
— Да ведь сняли пост оттуда! Часовой стращал, мол, Аретино велел оставить узника в одиночестве и не давать ни хлеба, ни воды! Ушел он, ушел из подземелья, и Троянда хоть искричится вся, никто ее не услышит! А вдруг я ранил ее, болван безмозглый? Вдруг она истекает кровью?!
Он несколько раз стукнул кулаком по лбу, и Прокопий невольно замер от изумления: звук был совершенно деревянный.
«Ишь ты! — чуть не вскрикнул Прокопий. — И впрямь: голова у Гриньки — точь-в-точь пустой бочонок. А вот ежели, скажем, меня послушать… у меня-то голова, слава богу, не безмозглая… зазвенит или загудит?» Тут же он отвлекся от сторонних и совершенно не важных мыслей и вновь принялся утешать брата:
— Да ничего ей не сделается, Гриня! Подумаешь, покричит, поплачет часок-другой. Рано или поздно Аретино спохватится, куда она пропала, станет искать, расспрашивать всех подряд, дойдет черед до того часового, он все обскажет — Аретино и скумекает, куда его любушка подевалася.
И все так ладно да складно выходило в его воображении, что Прокопий невольно улыбнулся собственному красноречию… Но разве Джилья не могла не помешать чужой радости?
— Любушка? — переспросила она, вскинув брови. — Да? Ну хорошо, если вам хочется так думать… — Улыбка змеилась на ее тонких губах, и чудилось, Джилье до смерти хочется что-то сказать, но она с великим трудом удерживает себя. — Ну хорошо. Коли вам угодно — значит, любушка. Разумеется! В таком случае мне тем более нечего здесь делать. Извольте отдать мои деньги, — она вытянула ладонь и жадно пошевелила пальчиками, — и я не стану долее вас задерживать. Каждому свое, как утверждали древние римляне. Мне — деньги и свобода, вам — счастливого пути в Россию, Аретино — вспомнить о своей любушке… — Она хихикнула, как бы подавившись этим словом, и тогда Григорий преградил путь Прокопию, который уже ринулся было из каюты, чтобы принести наконец деньги — и покончить со всем, что мешало их возвращению домой.
— Погоди, — сказал брату Григорий. — И ты не спеши, красавица.
— Ты передумал? — всплеснула руками Джилья. — Ты решил продолжить то, чем мы тут занимались? Но зачем нам тогда твой брат? Или ты решил показать ему, как это делают настоящие мужчины?..