2  

Какой-то мужчина с обритой головой, в черной куртке и черных джинсах быстро прошел по аллейке, слегка толкнув девушку, но не извинился, а скрылся за кустами. Девушка, впрочем, не обиделась. Она вздрогнула, словно очнувшись, и медленно сунула руку во внутренний карман своей короткой кожаной курточки со множеством ремешков, карманов, пряжек и заклепок. И тут Тина осознала, что ошибается: все, что казалось ей неторопливым, как бы нарочно замедленным, на деле свершалось напряженно и стремительно. Едва ли минута прошла с тех пор, как девушка со ступенек храма Сакре-Кер заметила Валентина и направилась за ним в эту уединенную аллейку. И уж совсем считаные секунды понадобились ей для того, чтобы выхватить из-под куртки пистолет.

Валентин вздрогнул, вскинул голову. Глаза его расширились, он протестующе вскинул руку, рванулся вперед… нет, только попытался рвануться. Выстрел пресек даже не движение, а попытку его.

Чуть слышный хлопок – и Валентин, бестолково взмахнув руками, отброшен на спинку скамьи, а из левого плеча его, из небольшого, с рваными краями, отверстия, которое образовалось в сером плаще, поплыла густая краснота.

Брови девушки взлетели еще выше. Она словно бы изумилась тому, что сделала. Но тотчас же лицо ее приняло будничное, сосредоточенное выражение, и, чуть высунув кончик маленького розового языка, как бы помогая себе в нелегком деле, она выстрелила еще дважды.

Валентин уронил голову на грудь, дернулся всем телом… замер. Девушка, удовлетворенно кивнув, шагнула к скамье, схватила портфель и, не взглянув на убитого, скрылась за поворотом аллейки, побежала по ступенькам, ведущим вниз, куда-то в переулки Монмартра. Нет, она не то чтобы спасалась бегством – просто по этой почти отвесной лестнице нельзя было спускаться иначе чем стремглав.

Тина провожала взглядом худую, проворную фигурку до тех пор, пока девушка не вскочила в седло мотоцикла, стоящего у подножия лестницы. Одной рукой она прижимала к себе портфель Валентина, другой нахлобучивала шлем, что-то быстро-быстро говоря бритоголовому человеку в черной куртке, который держал руль. Человек одобрительно кивнул, оглянулся, сверкнув узкими глазами на вершину холма. Мотоцикл взревел, резко с места, набирая скорость, заложил вираж, исчез среди домов…

А Валентин так и сидел, склонив голову к плечу, уставившись перед собой сосредоточенным незрячим взглядом. Кровь из трех ран уже не текла. И Тина только сейчас поняла, что он – мертв, что его убили у нее на глазах, а она ничего не могла сделать, чтобы спасти ему жизнь, – только смотрела, как убивают.

Часть первая

ТИНА

Тина вышла из палаты и сразу ощутила особую тишину, воцарившуюся в коридорчике. Три женщины, притулившиеся у окна, умолкли, жадно уставясь на нее.

Она поджала губы, осторожно притворила за собой дверь и неторопливо двинулась вперед. До кабинета главврача пятнадцать шагов. Подумаешь, большое дело!

Женщины глядели в упор, не сводя глаз. Да… это вам не деревенская улица. Там, бывает, услышишь вслед скрипучее:

– При-сти-тут-ка!.. – оглянешься, а и нет никого, только древняя бабуля в ватнике скорчилась на сваленных у забора бревнах. Дремлет бабуля, не говорила она ничего, да и слов-то таких не знает!

А тут – ишь, какие смелые бабенки! Словно бы и не деревенские. Впрочем, они еще молодые, они ездят в город, смотрят телевизор, читают газеты, которые годом-родом доползают до Тамбовки… они ведут себя, так сказать, цивилизованно. Нынче приличия требуют лепить правду-матку прямо в фейс. А чего там? Получи, фашист, гранату! Вроде бы именно от той полненькой, невысокой продавщицы бывшего сельпо, а по-нынешнему – мини-супермаркета «Чайка», услышала вчера Тина очередную версию своей нелегкой биографии. Оказывается, она «пришила» кого-то в городе, да и отсиживается теперь в глуши, а этот теленок Михал Михалыч повязан какой-то постыдной тайной из своего прошлого, вот и принужден расплачиваться с шантажисткой, давая ей приют. Но вот ежели Каримыч, участковый, все-таки когда-нибудь проспится и заглянет в деревню, надо ему непременно стукнуть про эту подозрительную бабенку, покуда она и тут не натворила каких-нибудь паскудных дел.

Серьезная угроза – про Каримыча-то. Михаил, конечно, отмахнется, а ведь угроза нешуточная…

Так. Тина уже отдалилась от женщин не меньше чем на пять шагов. Самое время им начинать. Приготовились… залп!

– Дура Лидка. Ох, дура горькая! Дождется, что мужика уведут. Давно приложила бы эту оторву обухом – всего-то и делов.

  2  
×
×