29  

– Да ты че, майор, двинулся, что ли? – кротко сказал Свиридов, под взглядом новой знакомой не отказавший себе в удовольствии немного попаясничать. – Не надо так говорить. – Фраза явно была стянута из лексикона Пети-Мешка. – Мы ничего не делали. А мой товарищ объелся вашей курицы. Куриное бешенство, это же жуткая болезнь. А за то, что вы его усмирили, вам спасибо. Вот видите, и от вас бывает толк.

– Това-а-арищ майор! – вдруг донесся вопль лейтенанта Лени, который воспринял приказ открывать багажник «Хонды» вполне серьезно и теперь стоял, окаменев. – Фили-ипыч, тут они, кажись, жмура катают! Ай, черт!! Точно!

Майор на коротких ножках, как на шарнирах, подкатился к «Хонде», Свиридов же даже не обратил на крик Лени внимания. Зато Фокин, который остался под надзором одного лишь Карпова, озабоченно наморщил лоб и чуть привстал с земли. Он явно слабо отдавал себе отчет в происходящем вокруг него.

Майор Иван Филипыч глянул в багажник «Хонды». Там, в багажнике, скорчившись, лежал Арам с окровавленной головой. Его смуглое лицо посерело, из-под полуоткрытых век мутнели полоски глазных яблок.

– Ой, е-о! – выговорил майор. – Да никак… ну точно – это же Арам!..

Это имя, Арам, произвело на озирающегося Фокина неожиданное впечатление. Имя сработало на манер выстрела из сигнального пистолета при соревнованиях бегунов с низкого старта. Фокин вскочил и, путаясь в ногах, побежал к леску. Свиридов обернулся на шум: «Афоня, ты куда… Афоня-а-а!» – но Фокин его не слышал. Наверно, он так и скрылся бы в леске, но тут произошло непредвиденное (как и все – вот уже вторые сутки!) и смехотворное событие. В тот момент, когда он уже был готов нырнуть в лесок, на него с визгом и хрюканьем выбежала свинья в мотоциклетном шлеме, за которой продолжали гоняться трое байкеров. Фокин не успел разминуться с потенциальным шашлыком: свинья врезалась в него и сбила с ног. Но и ей мало не показалось: Фокин свалился прямо ей на спину, и свинью приплющило огромным телом Афанасия к земле. Цепкие руки байкеров вцепились в свинью, но тут окрестности сотряс вопль майора Филипыча:

– Да не ее, бля… это, бородатого, бородатого хватайте! Бо-ро…да-а-а!..

Фокин попытался было подняться, но тут на него налетел Леня и с размаху ударил ботинком в грудь. Афанасий бестолково повалился на землю, байкеры отволокли в сторону набедокурившую свинью, чтобы и она не попала под раздачу, а Леня с Карповым принялись деловито охаживать ногами и без того пострадавшего за сегодня Фокина. Подскочивший Свиридов ударом в челюсть освободил Леню от дальнейшего участия в экзекуции. Карпов же полетел в кусты, прямо противоположные тем, в которых оказался лейтенант Леня.

Свиридов рывком поставил на ноги многострадального Фокина и с сердцем выговорил:

– Идиотизм, Афоня!.. А еще духовное лицо! Я тут уже было договорился, что нас подкинут до пункта назначения, а ты, понима…

Сильный удар по голове прервал его тираду. Свиридов упал, увлекая за собой не особо противящегося очередному падению Афанасия Сергеевича. Позади Свиридова с увесистой дубиной наперевес возник майор Иван Филипыч. Лейтенант Леня и Карпов, отдуваясь, лезли каждый из своего куста.

– В машину их! – приказал майор. – Попозже разберемся! А то они, значит… больно уж подозрррительные. И опять же – Арама…

Избитого Фокина впихнули в ментовский «газик», в отделение для задержанных, в народе именуемое «клоповником». Келья монаха, вырубленная в скале, кажется собором Святого Петра по сравнению с этим отделением в задней части милицейской машины. Вот сюда-то и определили Фокина, чьи руки все еще были связаны за спиной, и полуоглушенного Свиридова, отчаянно отплевывающегося отрывистыми малосвязными ругательствами и, кажется, еще не сознающего до конца, что так глупо и нелепо он не влипал, быть может, еще ни разу в жизни. И ведь как в тупой американской комедии… череда смехотворных, анекдотических происшествий, два трупа в финале, а потом – вот это идиотское задержание, и самое обидное, что он до сих пор не прибыл во Владивосток и не отзвонился Китобою о благополучном своем прибытии.

Свиридов посмотрел на уткнувшегося лбом в стенку Афанасия и укоризненно выговорил, слегка шепелявя:

– Ну что же ты, Фокин, на них так борзо? Они уже и так перепились, сейчас бы еще чуть-чуть, и все нормально! Господи… да чтоб я еще хоть раз взял тебя с собой на серьезное дело!

Фокин поднял на него мутный взгляд, и Влад не увидел в глазах незадачливого священнослужителя ничего, кроме мутной и расслабленной злобы, замешанной на недоумении: как?.. Свиридов говорил с сухой насмешкой в глазах, со скупыми металлическими нотками в пронизанном горечью и недоумением голосе, понимая, что то, как он себя ведет в последнее время, – это по меньшей мере глупо, если не сказать – недостойно. Впрочем, о каком достоинстве может идти речь, когда они, как последние алкаши и воришки, засунуты в «клоповник», а напротив него, Свиридова, глыбой пустопорожнего отекшего мяса расплылся его лучший и единственный друг: жирный амбал, насквозь пропитанный алкоголем, расслабленностью и благоприобретенным ощущением никчемности и бесплодности своего существования. Да и сам он, Владимир Свиридов… нет, наверное, сдает он, сдает. В «Капелле» ни за что не позволил бы он себе влипнуть так глупо.

  29  
×
×