71  

Все.

Влад зажмурил глаза и попытался доказать себе, что и в смерти есть свои плюсы.

Глава 17

ПИРРОВА ПОБЕДА ЧЕЛОВЕКА ПО ПРОЗВИЩУ КИТАЕЦ

Фокин конвульсивно сжимал огромные кулаки, глядя на проклятые мониторы, от которых – ни при каких обстоятельствах! – ему велено было не уходить. Он слышал какой-то невнятный шум, идущий из подвала, и ему почему-то казалось, что там, внизу, идет ожесточенная перестрелка. Он раз за разом отгонял от себя это ощущение, но оно раз за разом приходило. Невнятный ком грохота, идущего из подвала, катился по его нервам…

Интуиция в очередной раз не обманула Афанасия, хотя он и не посмел отлучиться с поста, чтобы это проверить. Посылать Петю было делом бесполезным: тот вцепился в кресло так, что даже Геракл, который, как известно, поднял Атланта, сына богини Земли Геи, – и тот, верно, не сумел бы оторвать горе-актера от этого кресла.

И Фокин, проклиная и себя за идиотские, как ему казалось, предчувствия, и Петю за его трусость, продолжал вперивать в экраны мониторов стекленеющий взгляд.

…Свиридов услышал негромкий голос:

– Погоди. Еще успеешь его пристрелить. Интересно взглянуть на него живого. Ну-ка, поверни его мордой к свету.

Под Владом зашевелилась столь неловко придавленная им Юля. Свиридова грубо рванули, он вскинул глаза и увидел перед собой, по правую руку от Вадима Орехова, невысокого человека в черном костюме, с характерным лицом, имевшим ряд азиатских черт. Он крутил в руках «нож выживания», который так ужаснул Берга. Нож только что нашли у Влада при экспресс-обыске и отобрали наряду с пистолетом-автоматом. Человек прищурил и без того узкие глаза и выговорил:

– Хорош, хорош. Я нож имею в виду. Сколько же ты моих завалил, сукин кот?

Эти слова были восприняты Ореховым как призыв к действию, и он с силой пнул Свиридова, и надо же было так случиться, что попал прямо по свежей ране. Боль была дикой, и Владимир не удержался от вопля, гулко отдавшегося под сводами подвала. Орехов перешагнул через Влада и, загородив Юлю от Китайца, проговорил:

– Что же ты вопишь, сука? Как оттяпать Бергу руку, так герой, а как самому чуть бо-бо, так ревешь, как баба на сносях.

– Ладно, – сказал Китаец. – Вали его… по-го-ди… а кто это с ним?

– Да какая разница! – злобно сказал Орехов, который был чем-то сильно встревожен. – Ты же сам сказал всех валить… сказал?

– Да не пори ты горячку, Грек! – ответил тот, с удивлением рассматривая обычно хладнокровного Орехова. Надо полагать, нечасто теневому лидеру «дальних» приходилось видеть Вадима Дмитриевича в таком взвинченном состоянии. – Что такое с тобой? Что это за девушка?

Юля подняла глаза на Китайца. Ее лицо оставалось безучастным и скованным, неподвижным, точно маска, а потом ее губы распустились в какой-то вымученной полуулыбке, и она пробормотала:

– Это очень похоже… наверно, желаемое за действительное… слишком сильно хочу… как тогда.

Китаец страшно переменился в лице при этих ее словах. Свиридов не мог и представить, что это маловыразительное раскосое лицо может выражать такую гремучую смесь противоречивых чувств: сомнение и ужас, изумление и… радость, что ли? «Что он, сошел с ума?.. Или это я схожу, – подумалось Владимиру. – Да нет. Не с чего».

Не только Китаец переменился в лице. Орехов вскинул пистолет на Китайца, двое уцелевших сотрудников «Грома» предостерегающе придвинулись к нему, но Орехов, словно обезумев, отшвырнул одного из них, а из рук второго вырвал автомат и бросил на пол. Лицо Вадима было страшным.

Свиридов не понимал, что происходит. Какое-то сумасшествие.

– Ты сказал, что следует замочить всех, – грозно выговорил Вадим Дмитриевич, не убирая с мушки крутящего в руках «нож выживания» ошеломленного Китайца. – Я просто-напросто выполняю твой приказ. Вот и все.

Юля покачала головой и выговорила:

– Этого не может быть. Ты же умер.

Взгляд Китайца помутнел, видно было, что «серый кардинал» с трудом сдерживается от бурного выплеска эмоций.

– Я тоже думал, что ты умерла.

– Значит, это ты…

– Значит, это я. Я не хотел, чтобы ты видела меня таким, дочка.

– Я тоже не хотела, чтобы ты видел меня такой, папа.

Свиридов крутил головой, точно только что вынырнувший на поверхность ныряльщик. «Дочка»… «папа»? Что это еще за идиотизм?

– Довольно телячьих нежностей, – сказал Орехов. – Ребята, держите их на мушке. И Китайца тоже.

  71  
×
×