Роковое зелье

– Вы… как вы смеете? – Каскос лишь слегка подался к обидчику, но Алекса уже было не остановить: с каким-то болезненным наслаждением он сорвался с кресла и наградил секретаря двумя стремительными пощечинами.

– Да вот как-то смею, сеньор! Смею – и все тут!

Для Алекса давно не было секретом, что Каскос нагл, но в то же время трусоват. Однако, видимо, и для трусливого есть свой предел, за которым слабость становится силою. Ну кто бы мог подумать, что оскорбленный дон Хуан с такой лютостью ринется вдруг на злобного насмешника дона Хорхе? Во всяком случае, для Кейта и де Лириа это явилось полной неожиданностью. Правда, Алекс ждал чего-то в этом роде, а потому успел не только уклониться от удара, но и нанести ответный. Каскос отлетел к стене, но тотчас отскочил от нее и снова кинулся в драку. Ну, тут уж Алекс с наслаждением дал себе волю. В лице Каскоса он получил поистине неутомимый объект для избиения, ибо оскорбленное самолюбие, чудилось, не только лишило испанца разума, но и сделало его нечувствительным к боли. Он снова и снова отлетал к стене, снова и снова отталкивался от нее, снова и снова бросался к Алексу, снова и снова нарывался на удары – чтобы опять отлететь к стене и начать все сначала.

Более того! Он и сам принялся помахивать кулаками!

Тут ошеломленные Кейт и де Лириа наконец-то очнулись от остолбенения и попытались растащить дерущихся. Герцог кошкой прыгнул на спину своего любовника и повис на нем всей тяжестью, при этом крепко обнимая его, поглаживая по груди, осыпая поцелуями голову, шею, плечи, бормоча нежные слова. А вот действия Кейта были лишены всякой нежности. Он с необыкновенной силой стиснул Алекса, а потом перехватил сзади под руки, и сколько тот ни лягался и ни брыкался, ослабить хватку здоровенного англичанина никак не мог.

– Хуан! Хорхе! Хуан! Хорхе! – только и мог, что жалобно выкликать де Лириа, но его никто не слышал.

– Уймитесь, сеньоры! – тяжелым басом приказывал Кейт. – Вы ведете себя как мужики-московиты! Если угодно свести счеты, для этого существует дуэль! Для этого есть шпаги!

Наконец-то слова его прорвались к сознанию драчунов. Они перестали рваться друг к другу и обменялись взглядами по-прежнему ненавидящими, но уже более приличествующими для двух благородных сеньоров – какими и являлись на самом деле.

– Ну что же, мне доставит огромное удовольствие пригвоздить вас к стене, сеньор лжец, – сказал Каскос. – Ваше сиятельство, не откажите распорядиться, чтобы принесли наши шпаги. Вы не возражаете, Монтойя?

– К вашим услугам, – только и ответил Алекс. На большее его просто не хватило. Боль в избитом теле – все-таки по ребру с обеих сторон ему умудрились сломать наемники императора! – и боль от еще не зажившей толком раны отнимали и дыхание, и силы. Вспышка ярости, бросившая его в драку с Каскосом, иссякала, на смену ей приходила оглушительная усталость. Он ощутил, что руки похолодели, колени подгибаются. Сможет ли он удержать шпагу, а не то владеть ею?

Ладно, как-нибудь. Авось…

Он невольно усмехнулся. В самом деле – все больше признаков своей национальной принадлежности обнаруживает Алекс Валевский, дон Хорхе Сан-Педро Монтойя в себе сегодня все глубже ощущает свое родство с Алексеем Леонтьевым. Кажется, московиты именно так и говорят: «Держись за авось, поколе не сорвалось!» Ну, будем надеяться, что не сорвется…

Да, с ногами что-то было и впрямь неладно. С трудом удавалось идти не качаясь. Алекс двигался как во сне – даже удивился, обнаружив, что находится в просторном холле второго этажа. Каскос уже снял с себя кафтан, бросил прямо на перила, остался в шелковом черном камзоле. Алекс последовал его примеру, подумав, что предпочел бы снять и камзол, чтобы ничто не стесняло движений рук, однако он боялся, что флакон может выпасть, и тогда…

– Сеньоры, умоляю вас, сеньоры… – продолжал твердить де Лириа, жалобно кривя лицо, и Алекс подумал, что он никогда не видел герцога в таком испуганном состоянии.

Но гораздо удивительнее, что он никогда не видел Каскоса в таком приподнятом настроении! На секретаря посольства Алекс привык взирать пренебрежительно, как на фигуру совершенно одиозную, вдобавок обремененную такими пороками, которые не могли вызвать по отношению к нему ничего, кроме ненависти и презрения. Каскос же на человека, в котором видел соперника, всегда посматривал исподлобья, исполненным ревности и зависти взором, и сейчас Алекс с некоторым изумлением встречал откровенно злорадный взгляд полностью уверенного в себе и своих силах человека. Секретарь с видом знатока пробовал острие и крепость своего клинка, щегольски оправлял пышные манжеты, которые высовывались из-под узких рукавов камзола.