126  

Остается ждать дальнейших вестей о болезни царя. Жизнь научила меня, что от нее можно ожидать самого худшего и неожиданного. Я писал вам некоторое время назад о безвременной кончине нашего молодого друга дона Хорхе Сан-Педро Монтойя. Полагаю, в могилу его свели последствия ранения, полученного еще по пути сюда, а потом раны от злодейского нападения на него, а также здешний ужасный климат. Болезнь его обострилась внезапно, развивалась стремительно, и дон Хорхе умер в одночасье: наш доктор ничего не сумел предпринять, застав его уже мертвым от горлового кровотечения. Выражаясь высокопарно, можно сказать, что его свела в могилу Россия, которую известный вам Хакоб Кейт называет мучительной страной, и в этом он совершенно прав. Мы с Хуаном Каскосом и Кейтом до сих пор скорбим об этом прекрасном и в самом деле удивительно красивом молодом человеке.

* * *

Хотя прилагаемые при этом письма написаны в понедельник, в день, когда я обычно пишу к вам, но я не послал их на почту, потому что имел некоторое основание подозревать, что по случаю болезни царя не дозволят отправить ни одного письма за границу. Но теперь болезнь эта известна всем, и я, посылая мои письма, считаю нужным прибавить к их содержанию то, что случилось после.

Вчера обнародовали, хотя и с некоторой таинственностью, что болезнь его величества – оспа, которая-де выступает хорошо и обильно. Ныне шестой день, как начала выступать оспа, и девятый после того, как начались лихорадочные припадки. Оспа не имеет тяжелого характера, и надеемся, что Бог избавит нас от несчастного случая, чего боятся и что предчувствуют все, как вы можете вообразить. Впрочем, нельзя знать с достоверностью настоящее положение болезни царя, потому что его видят очень немногие, да и те рассказывают на разные лады.

Не могу не представить высокому разумению короля нашего государя, что в случае, если последует несчастие смерти этого государя, нам придется испытать не только перемену в правительстве, но и междоусобную войну, которая, по моему мнению, неизбежна, так как есть четыре партии, которые претендуют на корону.

Первая – принцессы Елизаветы, дочери Петра Первого.

Вторая – царицы – бабки настоящего царя.

Третья – невесты, княгини Долгорукой.

Четвертая – сына герцога Голштинского. Хотя этот последний и действительно имеет наибольшее право на престол, но его сторонники очень немногочисленны и вовсе не сильны. У принцессы Елизаветы сторонников несколько больше, но и они также не сильны.

Самые сильные люди на стороне царицы-бабки и невесты. Это так очевидно, поэтому я могу уверить его величество, что в случае, если последует роковой удар, судя по мерам, которые уже приняты, на престол войдет или царица-бабка, или невеста – Долгорукая. Я не сомневаюсь, что последняя успеет скорее, по причине большой силы Долгоруких, которых фамилия многочисленна. Но что бы там ни последовало, я знаю, что они думают женить его царское величество на княжне прежде Великого поста, хотя бы не прошло и сорока дней после болезни царя».

Январь 1730 года

Если сейчас Алексей Григорьевич о чем-нибудь жалел, то лишь о том, что не дал себе воли еще тогда, в декабре, когда к нему впервые пришло предчувствие несчастья. Как держал себя тогда Петька… то есть его царское величество! Как открыто пренебрегал Катериною! Вплоть до того, что отворачивался от нее на людях. Князь Долгорукий правую руку отдал бы, чтобы поторопить свадьбу, но никак нельзя было сделать это из-за Рождественского поста и Святок. Он желал устроить тайный брак, но потом отказался от этой мысли, взвесивши, что этот брак, совершенный в не положенное церковью время, не имел бы законной силы. Приходилось вооружиться терпением и подождать несколько дней, но вдруг…

Все самое ужасное в жизни всегда происходит именно вдруг. Добра ждешь-ждешь, готовишься к счастливому событию, а оно все не приходит. Но беда внезапно сваливается на голову!

Угораздило же этого глупого мальчишку простудиться. Ну ладно, перемерз, с кем не бывает, а вот оспу-то где подхватил, паршивец?

– Говорят, от Сергея Григорьевича заразился, – услышал он голос сына Ивана и понял, что невольно задал свой вопрос вслух. – Дядюшка ведь, несмотря на то, что дети его в оспе лежали, продолжал ездить ко двору. Вот и доездился.

– Ну, это чепуха, – отмахнулся Сергей Григорьевич, который тоже был здесь. – Я ведь здоровехонек. И никто ведь больше не заразился. И дети на поправку пошли. А он, – князь значительно ткнул пальцем в стену, за которой где-то далеко находился Лефортовский дворец, – а он, гляди, вот-вот… – И перекрестился.

  126  
×
×