Роковое зелье

«Господи! – ударило мыслью словно кнутом. – Да что же я делаю? Я ведь раздеваю ее!»

С усилием оторвался от нацелованных, припухших губ, он какой-то миг еще не в силах был разомкнуть объятия. Оба с трудом открыли глаза, уставились друг на друга – незряче, испуганно, – а руки, словно воришки, которые пытаются скрыть следы грабежа, шарили по телам, натягивая на Дашины плечи шелк платья, спустившийся так низко, что обнажилась грудь, поправляя смятые, задранные юбки, приводя в порядок перепутанные волосы и пытаясь отыскать несчастный фонтаж, выпавший-таки из прически и теперь сиротливо, обиженно валявшийся на полу, одергивая камзол и кафтан Алекса, под который забрались, лаская, нежные руки…

Осмысленное выражение постепенно возвращалось в Дашины глаза – выражение такого восторга, такого счастья, что Алекс захотел умереть сейчас, сию же минуту, потому что он совершенно трезво, отчетливо понимал: лучше этой минуты у него никогда в жизни не будет. Она неповторима, потому что все данные им обеты обрушились сейчас на него, подобно водам Всемирного потопа, некогда затопившим землю, и погребли под собой жалкого грешника, отступника… до самозабвения влюбленного человека.

– Про…простите, сударыня, – из глубин рта, все еще хранящего память о невероятных, возбуждающих, сводящих с ума движениях ее языка, он выдавил хриплый шепоток, который ему самому напомнил предательское шипение змеи, – простите меня. Но на пороге мелькнул государь, и я счел, что лучше сразу предоставить ему некие безоговорочные и неоспоримые доказательства нашего с вами сговора.

– Что? – выдохнула Даша, которая словно бы и не слышала ни звука, произнесенного им, а потом блаженное, хмельное выражение вытекло из ее глаз, как вытекают слезы счастья. – Государь? Значит, это лишь для государя?..

Она обернулась порывисто, недоверчиво, и Алекс вместе с ней глянул на порог бальной залы… там было пусто, никого там не было!

Полно, да не померещился ли ему ожесточенный юнец в белом парике? А может быть, это враг рода человеческого, бес-искуситель, принял облик молодого государя, чтобы вынудить Алекса совершить то, что он совершил, и ввергнуть его в пучины греха?

Даша снова оглянулась к нему, и снова надежда зажглась в ее глазах, но тут Алексу уже ничего не оставалось, как приложиться к ее руке похолодевшими губами и прошипеть тем же змеиным, ядовитым, предательским шипом:

– Прощ-щайте, с-сударыня. Ваш-ш покорный с-луга навеки! Прощ-щайте!

Он не стал ждать, когда взор ее вновь померкнет, и вышел.

Странное ощущение владело им! Алексу случалось убивать людей – случалось нередко, однако он знал, что делает это если не для вящей славы Божией, как талдычат отцы-иезуиты, так во имя общей единой веры, соединяющей сердца, во имя высшей цели, коя, по бессмертному выражению Николо Макиавелли, оправдывает любые средства, и совесть его отродясь не грызла: заставив человека проститься с жизнью, он спал, ел, жил спокойно, отчего же именно сейчас впервые возникло в нем страшное раскаяние, словно впервые отнял у невинного его живую душу, отчего именно сейчас он шел – и подавлял желание то и дело поглядывать на свои руки, прятать их стыдливо, как если бы они были обагрены кровью?..

Январь 1729 года

– Что это значит? Как сюда попал флакон с тинктурой моруа? Я полагал, что его украл у меня неизвестный злоумышленник, а оказывается… Извольте объясниться, сударь! – гневно воскликнул Кейт.

Степан Васильевич робко протянул руку и коснулся кончиком пальца ярко-синего, гладко отшлифованного бока. Он не верил глазам, но руки-то не обманывали…

Тот самый флакон! Как он сюда попал, в самом-то деле? Кейт говорит, его кто-то украл. Ну, понятно: у Кейта украли, а в эту коробку подсунули.

Но кому это надо было делать? Зачем?! А Кейт смотрит с таким выражением, словно убежден: да вот сам же хозяин, сам Степан Васильевич Лопухин, и стибрил драгоценный фиал.

Как? Когда? За каким чертом? Вроде бы не баба он, чтобы собирать хорошенькие безделушки. Это женский пол иной раз душу готов прозакладывать, чтобы раздобыть какую-нибудь эдакую затейливую вещицу, вон сколько раз Наталья Федоровна вынуждала мужа к непомерным тратам из-за какой-то ерундовины, а не получив желаемого, сначала устраивала рев и вой, а потом исхитрялась-таки добыть это не с помощью законного супруга, а одного из своих обожателей.

О, вот и ответ! Небось Наталья, которая жадно любовалась этим флаконом у Кейта, добыла его себе с чьей-нибудь помощью, да и припрятала, а теперь вот воровство и вскрылось.