88  

– Подите вон! – закричал Линар. – Не смейте ничего трогать! Ловите ее!

Афоня поняла, что пора уносить ноги. Она перескочила с подоконника на галерейку – и замерла оттого, что в грудь ее уткнулся пистолет.

– Я так и знал, – хладнокровно сказал Гембори. – Я так и знал, что это поджог... Спасибо, что добыли бумаги Линара. Давайте их, быстро.

Афоня попятилась, пряча руки за спину. Если она кинется через перила, Гембори подстрелит ее влет, как птицу, и бумаги достанутся ему. Ударить его ногой? Пуля быстрей...

От потрясения, от осознания того, что все пропало, что она только сыграла на руку врагу, девушка видела все вокруг словно бы замедленно, ненатурально. Растерянно огляделась... и не сразу поверила своим глазам, увидев три фигуры, которые, таясь за деревьями, пробирались через сад. На них никто не обращал внимания в суматохе, охватившей дом.

– Афоня! – раздался знакомый голос, и сердце девушки вздрогнуло от счастья. Она распрощалась с ним навеки, она решила, что добудет бумаги, уничтожит их – и простится с жизнью, потому что жить ей было больше незачем и нечем после того, как он, среди поцелуев и объятий, назвал ее Лизонькой. И вдруг... Он пришел! Он зовет ее! Он сказал Афоня!

Девушка рванулась к перилам, забыв о Гембори, но Гембори не забыл о ней. Он выстрелил как раз в тот миг, когда она спрыгнула с галерейки, и Бекетов, д’Эон и Шубин, замершие внизу, видели, как широко раскинула Афоня руки, словно это были крылья, и она пыталась поймать ими воздух, удержаться в полете... Это произошло в тот миг, когда пуля вошла в ее тело, а потом они увидели фонтан крови, брызнувший из ее груди... пуля вырвалась на волю, руки-крылья упали, и Афоня тяжело грянулась наземь.

Она умерла еще в полете, и пальцы ее, сжимавшие бумажный свиток, бессильно разжались.

  • Бекетов так и замер над ней, так и окаменел, но д’Эон и Шубин соображали быстро. В одну секунду д’Эон взвалил Афоню на спину и ринулся к калитке, которую они взломали, чтобы попасть в сад. Шубин схватил бумаги и поддерживал под руку Бекетова, который был почти без памяти. Гарольд Гембори засвистел с галереи, и сад задрожал от тяжелых прыжков Брекфеста. По пятам за псом бежали слуги... к их огорчению, они так и не смогли приблизиться к беглецам, потому что их отступление прикрывал Прохвост.

Эпилог

Эту разбойную историю удалось замять. Гембори согласился молчать о поджоге и о том, кто был его виновником, когда Чулков прямо сказал Бестужеву, что государыню шантажировали фальшивкой и, если Гембори не хочет быть сосланным в Сибирь, пусть лучше смолчит. Сэр Уильям понял, что это в его интересах – не ломать собственную карьеру.

Пожар погасили, нанесенный им ущерб восстановили. Линар на другой день уехал в Дрезден, увозя ошметки своей шпионской репутации и наполовину опустевшую шкатулку (слуги все же умудрились кое-что прибрать с полу). Д’Эон был восстановлен в правах и вновь обласкан императрицей. Однако подписание договора между Россией и Францией весьма затянулось. Только в апреле 1757 года кавалер-мадемуазель, еще два-три раза побывавший в России – уже в мужском платье (он выдавал себя за сестру– близнеца Лии де Бомон), – привез Людовику подписанный Елизаветой договор и план военных действий русской армии. Это означало нарушение союзного договора России с Англией и полный триумф Франции! Не менее счастливым д’Эон чувствовал себя от того, что Елизавета приказала канцлеру Бестужеву щедро наградить кавалера – «за оказанные мне услуги».

В Версале его долго поздравляли, потом король подарил д’Эону золотую табакерку, украшенную жемчугом, значительную денежную сумму и звание лейтенанта драгун.

При новых своих наездах в Россию д’Эон не встречался с участниками своего трагического и странного приключения. Шубин как вернулся в Работки, так и не появлялся более в столице. Бекетов, с которого сняли опалу, хотя ко двору он вновь допущен не был, увез тело Афони в свое имение и там похоронил. После того он пожелал вернуться в армию, и его желание исполнилось. После тяжелых ран он получил отставку, считался завидным женихом, но до самой смерти прожил бобылем.

Что же касается расписок, о возвращении которых так пекся граф Морис Линар и ради которых был готов на все, даже на подлог, они еще раз всплыли на свет божий. Произошло это спустя семь лет после пожара в английском посольстве – в 1762 году, уже после смерти Елизаветы Петровны.

  88  
×
×