Короля играет свита

Церемония погребения императора Павла проходила, конечно, очень пышно. Длинный поезд двигался весьма дальними окольными путями из Михайловского дворца, через Васильевский остров к крепостной церкви, новому месту погребения царей. Траурная шляпа принца Евгения своими длинными, низко спускавшимися полями заслоняла ему обзор, а плащ, путавшийся в ногах, мешал идти той размеренной поступью, которой принято ходить на похоронах. Несколько раз неуклюжий, приземистый мальчик обгонял шествие царской фамилии, а потом споткнулся и свалился с ног у самого катафалка.

Несмотря на трагический характер торжества, окружающие не могли удержаться от смеха, тем более что принц Вюртембергский, кое-как поднявшись, снова повалился через несколько шагов. Кончилось все тем, что великий князь Константин взял его под руку и потащил за собой, повторяя:

— Держись за меня крепко, чтобы опять тебе не попасть в беду!

Александр же глядел на принца хоть и любезно, но холодно, словно никак не мог простить, что из-за этого толстого мальчишки претерпел столько неприятностей и сделал столько неосторожных шагов. Может быть, он вспоминал в эти минуты строки из “Фауста” своего любимого Гёте: “Du glaubst zu schieben, und du wirst geschoben!” ^[51]

Май 1801 года.

— О-о! — раздельно, тихо, потрясенно сказал князь Каразин. — Вот это карта вышла! У него что же, апоплексический удар случился, у нашего генерала?

— Да бес его знает, что у него случилось! — рассеянно отмахнулся Зубов, а Бесиков заметно содрогнулся при упоминании имени своего ближайшего родственника. — Валялся на полу, имея вид человека, только что удушенного: глаза вытаращены, язык вывален, рот оскален, на губах белая пена. Жуткая картина, скажу я вам!

Он передернулся, Бесиков и Варламов передернулись тоже, а за ними и Алексей с Каразиным, и дрезденская пастушка, притихшая было на своем диванчике.

— Может быть, удар, может быть, вином подавился — на столе стоял бокал, в коем еще оставался осадок. Меня, если честно, самого чуть удар не хватил, я ведь намеревался поговорить с генералом, в последний раз воззвать к его лучшим чувствам, умолить не отдавать письмо великого князя отцу Губеру. Конечно, не скрою, у меня был при себе пистолет, я намеревался вразумить Талызина хотя бы и страхом смерти, однако оружие мне в ход пустить не пришлось. Меня опередил Рок!

Бог ты мой, а ведь Алексей в последнее время числил это загадочное существо мужского рода в своих союзниках! Похоже, он крепко ошибался. Не только Судьба, но и Рок с самого начала играли против него!

— А, так и до вас дошли вести о том, что иезуиты к сему заветному письму тянутся? — подал голос князь Каразин.

— Я знал об этом совершенно определенно, — ответил Зубов. — Скажу более — раньше я не собирался вывозить письмо великого князя за границу. Я намерен был, раздобыв его, просто держать опасную бумагу у себя… ну, может быть, как некую острастку для молодого императора, от которого я уже тогда опасался неблагодарности по отношению к нам, его прежним сподвижникам. Это уже потом решение мое переменилось — поскольку переменился и сам государь. Теперь мне нужно некое средство обеспечить свою безопасность — не более того. Никакой торговли нашими тайнами, можете мне поверить! И чего бы ни желала сестра моя, я никогда не нанесу урона своему Отечеству и государю.

Ольга Александровна негромко фыркнула, но ничем не возразила брату.

— Итак, вы завладели письмом, —вернул разговор в прежнее русло князь Каразин.. — Знали где искать, да?

— Знал, что все свои бумаги генерал хранит в секретере, — пояснил Зубов.

— Что, вот так просто? — недоверчиво пробормотал князь Каразин. — Но ведь любой и каждый мог отпереть его и обнаружить…

— Там были два потайных отделения, к которым невозможно было подобраться, не имея особенных ключей, — усмехнулся Платон Александрович.

— Не ошибусь, сказав, что эти ключи у вас были?

— Не ошибетесь! — задорно тряхнул красивой головой Зубов. — Чтобы не заставлять вас задавать очередной вопрос, сообщу, что слепки с подлинников ключей сделал камердинер генерала, который работал для меня, и ему пришлось заплатить на это немало…

— Камердинер дядюшки? — забыв об учтивости, перебил ошеломленный Алексей. — Этот, как его… Селиверст Феоктистов?

— Вернее, Феоктист Селиверстов, — деликатно, сладчайшим голоском поправил его Бесиков и снова умолк так, словно его и не было вовсе в этом зальчике.

---

51 Ты думаешь, что ты двигаешь, а это тебя двигают! (нем.)