Короля играет свита

Талызин поднялся с колен, принял у бальи меч и трижды потряс им. Надо полагать, это движение вселяло страх и трепет в ряды противников святой церкви и Мальтийского ордена.

Литта вручил неофиту золотые шпоры:

— Шпоры сии служат для возбуждения горячности в конях и постоянно должны напоминать тебе о той горячности, с какой ты должен теперь исполнять даваемые тобой обещания.

— Золотые шпоры, которые ты наденешь на свои сапоги, могут быть и в пыли, и в грязи, но означает сие, что ты должен презирать сокровища, не быть корыстным и любо-стяжательным.

“Умение сидеть на двух стульях может ли быть отнесено к корысти?” — подумал мельком Талызин и тотчас отогнал эту совершенно неуместную в данный момент, можно сказать, кощунственную мысль.

— Подтверждаю свое твердое намерение вступить в знаменитый орден Святого "Иоанна Иерусалимского, — так же веско и серьезно, как говорил прежде, произнес он.

— Хочешь ли ты повиноваться тому, кто будет поставлен над тобой начальником от имени великого магистра? — вопросил Литта.

— Обещаю лишить себя всякой свободы.

— Не сочетался ли ты браком с какой-нибудь женщиной?

— Нет, о высокочтимый!

— Не состоишь ли ты порукою по какому-нибудь долгу и сам не имеешь ли долгов?

— Нет, о высокочтимый!

Литта подал новициату раскрытый “Служебник”. Талызин произнес установленную формулу:

— Клянусь до конца своей жизни оказывать беспрекословное послушание начальнику, который будет дан мне от ордена или от великого магистра, жить без всякой собственности и блюсти целомудрие. Показывая свое беспрекословное послушание, неофит по приказу Люты пронес “Служебник” мимо собравшихся, показывая каждому, и вернул принимателю.

Теперь настало время чтения молитв. Талызин облизнул губы, набираясь терпения, и начал читать. Сто пятьдесят раз прозвучало “Отче наш” и столько же раз “Канон богородицы” — разумеется, по-латыни.

Солнце припекало. Время шло. Толпа зрителей, собравшихся посмотреть обряд посвящения, переминалась с ноги на ногу, считая минуты и в душе проклиная все на свете, а более всего — невысокого, очень некрасивого человека в красном супервесте с нашитым на груди мальтийским крестом, поверх которого были надеты блестящие латы. Голова его была покрыта тяжелым шлемом, открывающим лицо. Истово смотрел он на бальи Литту и посвящаемого и, похоже, единственный испытывал настоящий восторг от затянувшейся церемонии.

Он был в ритуальной одежде мальтийского рыцаря. Носить ее имели право только те “братья”, которые “при их набожности и других добродетелях” внесли в орденскую казну единовременно четыре тысячи эскудо ^[5] золотом.

Почти всем присутствующим была по Карману эта сумма. Другое дело, что человек в латах желал быть в своем роде единственным.

Ратуя за всеобщее равенство (прежде всего в одежде), великий князь Павел Петрович (а это был он) все же приказал остальным “братьям” явиться в обычных одеждах госпитальеров — черных суконных мантиях с очень узкими рукавами (это означало отсутствие свободы у посвященного).

Головы были покрыты черными монашескими клобуками. На левом плече мантии был нашит крест из белой ткани: восемь концов его означали восемь блаженств, которые ждут в загробном мире душу праведника.

Строго говоря, в последнее время “братья” предпочитали модные одеяния из бархата и шелка. Стальные шлемы и черные клобуки отошли в область преданий, как и тяжелые ремни, которые некогда поддерживали неуклюжую рыцарскую броню.

Однако Павел Петрович обожал внешние обрядные проявления, а оттого даже и женщины — среди членов ордена в России их было немало, прежде всего великая княгиня Мария Федоровна и признанная фаворитка Павла Екатерина Нелидова, — явились нынче в строгих черных рясах с белым мальтийским крестом на груди и левом плече, в суконных мантиях и остроконечных черных клобуках. Покрывала тоже были черные.

Право слово, на этих людей стоило посмотреть стороннему наблюдателю! Для них для всех это была такая же придворная обязанность, как выезды верхом, присутствие на приемах или на парадах гатчинской гвардии, на балах.

Причуда Павла была всего лишь его причудой, раздражавшей самых близких ему людей и самых искренних друзей. Однако, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Давно уже было подмечено, что обряды ордена, сам вид мальтийского креста производили на Павла умиротворяющее впечатление.

---

5 Итальянская золотая или серебряная монета.