103  

Пан Казик послушно повернулся. И впрямь баба… Солнце светило ей в спину, а шляхтичу – в очи и смотреть мешало, однако и так было видно, что рыжий все рассказал правильно: титьки, задница… надо полагать, все другое перечисленное тоже имеется.

– Эй, Манюня, – небрежно окликнул рыжий. – Приголубь красавчика, слышь? А уж он тебя не обидит, верно, пане ляше?

– Ладно, – ласково отозвалась Манюня. – Пошли, что ль, красавчик, я тебя приголублю. Только ты уж меня не обидь!

И она направилась было к Казику, явно намереваясь распахнуть перед ним объятия, однако остановилась и обиженно поджала губы. И было с чего! Ведь лях, вместо того чтобы немедленно облапить сдобную красотку и наградить ее крепким поцелуем, отчего-то замахал на нее руками и попятился, сделавшись при этом лицом впрозелень, а телом трясясь, словно кулага [60].

– Сгинь, – пробормотал он чуть слышно. – Сгинь-пропади, сила нечистая! Apage, Satan! [61]

Езус Христус… Небось помянешь сатану! Небось воззовешь к Господу! Ведь перед паном Казиком стоял не кто иной, как та самая девка, которая сгубила дорогого друга, пана Тадека! Та самая, сгинувшая из-под стражи в Смоленске!

Пан Тадек признался, что увлекся девкою и забыл о своих обязанностях охранника. В это время неведомо кто поджег кухню и разбросал сено близ покоев панны Марианны. Девка молчала мертво, а ночью исчезла неведомо куда, словно за ней прилетел сам дьявол, которому она, несомненно, служила. А скорее всего у нее был сообщник, который и пытался поджечь дворец. Он-то и помог проклятущей знахарке спастись!

– Сгинь, сгинь! – вскричал пан Казик. – Ты ведьма, сгинь! – И вновь осенил себя крестным знамением.

– Слышь, Манюня, – удивленно сказал рыжий. – А ведь сей мужик тебя не желает, а?

– Ой, не желает! – надулась Манюня.

– И обижает, и бесчестит всячески…

– Ой, бесчестит! – провыла она, явственно готовая зарыдать в голос.

– Ведьмой обзывает. А разве ты ведьма, Манюня?! – проникновенно спросил рыжий.

– Ой, ну какая же я ведьма, Гриня? – удивилась шлюха. – Я честная девушка, хоть сзади ко мне подойди, хоть спереди!

– Слышь, лях! – окликнул рыжий Гриня. – Подойди к Манюне хоть сзади, хоть спереди – всяко доволен останешься.

– Пусть к ней бес подходит! – испуганно воскликнул пан Казик. – Они, говорят, с ведьмами знаются. Она ведьма, ведьма и есть. Сгубила друга моего, а сама живая и невредимая ушла из Смоленска!

Манюня взвизгнула, закрылась от пана Казика рукавом и бросилась под защиту широкой Грининой спины.

– Не возьму в толк, о чем сей лях толкует? – спросил тот, чуть нахмурясь.

Манюня что-то торопливо зашептала, подсовываясь то к правому его уху, то к левому.

– Е-би-ческая сила… – пылко произнес Гриня, устремляя на пана Казика пристальный взор. – Так вот это кто… То-то я смотрю, мне его рожа знакома!

Значит, потрясенно осознал пан Казик, Гриня тоже был в тот чудовищный день в Смоленске? Вот кто поджег дворец и спас знахарку! Этот рыжий! Они с ведьмою сообщники! Конечно, он видел Казика, который валялся в ногах у Мнишков, вымаливая прощение для друга, и чуть не поплатился за это головой.

Ох, Казимеж Полонский, и попался же ты… Беги отсюда, покуда цел! Уноси ноги поскорее!

Пан Казик проворно повернулся на каблуках, однако ни шагу сделать не успел, потому что чья-то рука тотчас вцепилась ему в воротник.

Да, Гриня оказался проворнее.

Он подтянул к себе Казика и держал так, больно вывернув ему шею.

– Не хочешь Манюню… – прошептал укоризненно. – А по дружку скучаешь небось? Жалеешь? Убиваешься, что тошно ему на том свете? Ну, это ты зря. Я там, почитай, побывал – ничего особенного, поверь. Те же мужики, те же бабы – только все с крыльями, как курицы. Не веришь? А хошь поглядеть?

Тут Гриня еще сильнее завернул пану Казику шею назад… Голова у него закружилась, в ушах зашумело, потом что-то хрустнуло… и в глазах Казимежа Полонского померк белый свет. Но ненадолго. Вскоре сделалось в его глазах необыкновенно ясно и ярко, он увидел купы яворов близ Самбора, увидел каких-то людей… Отчего-то все они были в белом, а позади имели крылья…

– Да ты ему шею свернул! – с изумлением сказала Манюня, глядя в остановившиеся, поблекшие очи поляка.

– А чего ж ты хотела? Чтобы он своими криками тут весь народ перебулгачил? [62] – окрысился Гриня. – Собрались бы, начали бы пытать, с чего он тебя ведьмой кликал… Договорились бы Бог знает до чего. Нет, так оно легче. Ладно, будет болтать. Ложись, Манюня.


  103  
×
×