38  

А между тем из Польши ползли все новые и новые слухи о самозванце, и были они один страшнее другого.

Май 1591 года, Галич под Ярославлем

– Богдаша!

Шепот жены, вырвавший Богдана Григорьевича из сна, показался ему шипением сала на сковороде. И даже в ноздри, чудилось, ударил запах жареного! Рот наполнился слюной, Нелидов громко сглотнул и приоткрыл глаза в надежде, что увидит перед собою стол, ломящийся от яств. И снова явь ударила кулаком в морду. О, сколь тяжко ложиться на голодный желудок и не ведать, когда снова сможешь брюхо набить!..

– Богдаша! Да проснись! Беда!

Нелидов угрюмо кивнул в темноту. Небось не с радости будят его среди ночи! А накрытый стол можно увидеть только во сне, наяву же даже ломтя хлеба с солью не подадут. И не потому, что жене лень ткнуть в бок заспавшуюся стряпуху, а стряпухе лень оторвать от постели раскормленный зад, – нету у мелкопоместных, обнищавших дворян Нелидовых никакой стряпухи, ни толстой, ни худой, а самой барыне просто не из чего сготовить ужин. Может статься, если Нелидову поутру удастся стронуть с места полудохлую от голода и грязи клячонку и заставить ее дотрусить до имения богатого соседа, Михаила Романова, а тот расщедрится на подачку, то и сам Богдан Нелидов, и жена его Варвара, и детвора не проведут снова весь день с пустым животом.

Какого черта они с Варварой наплодили столько детей? Шутка ли – двенадцатеро по лавкам сидят, и все есть просят! Еще хорошо, что одного, Юшку, удалось в свое время сплавить ради прихоти богатых, но бездетных людей в чужие добрые руки. За него тогда заплатили хорошие, очень хорошие деньги, и на какое-то время Богдан Григорьевич даже поверил, что возможно возвращение былого могущества и славы рода Нелидовых.

Новый, только что отстроенный дом пожрал пожар, стадо попало в потраву, на табун напал лошадиный сап. Угодья по воле царицына брата, всесильного Бориса Годунова, крепко обкромсали в лучших пахотных местах, отрезали также весь лес и передали ближнему монастырю. Настоятелем этого монастыря был родич нынешнего патриарха Иова, ну а тот Иов, как известно, из рук Годунова ест и всякой пакости его потатчик…

Так что щедрый кус, полученный в обмен на Юшку, Нелидовым впрок не пошел.

– Богдан! Да вставай, кому говорят! – взвизгнула Варвара, и Нелидов оторвал наконец голову от плоской подушки, набитой соломенной трухой.

– Что стряслось? Опять пожар? – спросил, угрюмо подумав, что лучше бы сгореть в огне с чадами, домочадцами и жалкими остатками подворья, чем жить такой жизнью.

Нет, пожаром, к сожалению, не пахло. За окном было черно, темно в доме, лишь в руках у Варвары дрожала лучинка.

– Слава те, продрал наконец глаза! Гость к нам.

– Какой еще гость?!

Незваный гость, как известно, хуже татарина. Но в нелидовском унылом, захолустном житии это какое-никакое, а все ж развлечение. Может, путник весть благую привез о том, что Бориска Годунов подавился жирным куском да подох, а царь Федор Иванович встряхнулся, умишком поднапрягся, вспомнил былые заслуги, некогда оказанные русским государям Нелидовыми, решил былые долги вернуть неправедно обиженным…

Ага. Как же! Растопыривай мошну, сейчас в нее алтыны полетят!

– Гость? А где он?

– На крыльце стоит.

– Чего же в дом не зовешь?

– Так не идет! Просит тебя к нему выйти.

И то. Впустишь гостя – разговор детей разбудит, начнут орать, просить есть, а чем их накормишь?

Богдан Григорьевич сполз с лавки и, почесывая над исподниками тощенькое пузцо, потащился на крылечко.

Луна чуть светила, но этого вполне было достаточно, чтобы разглядеть необыкновенно толстого человека, скорчившегося на ступеньках.

«Вот стать! – завистливо подумал Богдан Григорьевич. – Небось жрет до брюшного треска что утром, что в полдень, что вечером!»

При звуке его шагов толстяк поднял голову, выпрямился, и Нелидов уразумел, что человек-то обычный, только на руках держит тяжелую ношу. Что-то вроде большого узла.

Незнакомец устроил узел на ступеньках, поднялся.

– Челом тебе, Богдан Григорьевич, – проговорил устало. – Как живешь-здравствуешь?

– Да разве это жизнь? – с привычной унылостью вопросил Нелидов. – Врагу не пожелаешь.

Он напряженно всматривался в лицо гостя, однако и луна светила бледновато, и голос того звучал тихо, хрипло. Нелидову этот человек был явно незнаком, а между тем разговаривал гость дерзко и без околичностей, как со своим.

  38  
×
×