Интересно знать, почему он просто-таки убит данным открытием?
И вдруг я понимаю, почему. Да ведь Максвелл перелез через стену, которая отделяет двор Брюнов от двора Жильбера и Жаклин! Значит, это Жильбер привез сюда Максвелла. И уверил его, что можно безопасно пробраться в дом соседей, ибо хозяйки нет.
Итак, тут одна шайка: Жильбер с его граблями и страстью отыскивать улики, Максвелл, любитель форсировать чужие заборы, и… третий. Самый страшный, самый опасный!
У Клоди вдруг делаются большие-пребольшие глаза. Она смотрит куда-то мне за спину, и я, кажется, догадываюсь, кого она там видит.
Оборачиваюсь с обреченным видом.
Так и есть!
– Привет, – говорит Максвелл Ле-Труа. – Будьте так любезны, осчастливьте меня: поставьте автограф на книжечке.
Он протягивает мне покетбук в бумажной обложке. Это книжка, которую я захватила с собой из дому, а потом привезла и в Мулен. Детектив Алены Дмитриевой «Любимый грех». К детективной литературе, по-моему, сей грех практически не имеет отношения, но читать до смерти интересно. Тем паче, что книжка на самую животрепещущую тему: о том, как трудно иногда дается вынужденное воздержание. Фишка дня!
– Я… не понимаю, – бормочу я, завороженно глядя в темные, насмешливые глаза Максвелла. – Почему вы просите у меня автограф?
– Но ведь вас зовут Алена Дмитриефф, если не ошибаюсь? – вскидывает Максвелл свои четко вырисованные брови. – Полагаю, вы и есть автор книги? Видите, тут написано: А-ле-на Дмит-ри-ефф! – Он произносит по складам, будто имеет дело с дурой неграмотной, да еще тычет в обложку отлично наманикюренным ногтем.
– Какая Алена? – подает голос Жильбер. – Мадемуазель зовут Валентин. Она подруга Николь. А Николь еще вчера уехала в Париж. Так что… так что ты зря ее искал в доме. Кстати, позвольте представить вам моего друга Максвелла Ле-Труа.
Ага, налицо не слишком-то ловкая попытка объяснить мне и оторопевшей Клоди, почему из дома Брюнов с хозяйским видом вышел какой-то мэн. В смысле, мсье. Типа, он искал Николь, ну просто с ног сбивался!
На физиономии Клоди крупными буквами написано, что именно она обо всем этом подумала. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. Жильбер, отъявленный бабник, ну, значит, и его друг Максвелл таков же. А Валентин… вы подумайте! С виду такая скромница, да еще врач, а сама, оказывается… Ох уж эти русские!!!
– Значит, все-таки Валентин, – произносит Максвелл, задумчиво глядя на меня. – Ну что ж. Прошу простить, мадам, – галантно кивает он Клоди. – Извини, Жильбер. Но мне срочно нужно поговорить с этой… особой.
На сих словах он хватает меня за плечо, втаскивает в дом и бесцеремонно захлопывает за собой дверь.
Не отрывая от меня мрачного взгляда, он нашаривает торчащий в скважине ключ и резко поворачивает его. Теперь мы заперты изнутри.
И вдруг перед моими глазами вспыхивает видение. Распахнутая дверца красного «Рено»… скорчившаяся на заднем сиденье фигурка мертвой Лоры…
Да, теперь я убеждена, что это была именно Лора! И я совершенно точно знаю, кто ее убил.
Не Жани. И не Жильбер.
А вот этот человек, который стоит сейчас передо мной.
Мгновение я смотрю в его глаза, а потом их вдруг начинает затягивать какое-то марево. Я качаюсь, но чьи-то руки подхватывают меня. Мне холодно. Мне невыносимо холодно. Наверное, Максвелл опять затолкал меня в погреб. И теперь-то мне уже не выбраться.
А впрочем, мне уже почему-то все это безразлично…
14 января 1921 года, Константинополь. Из дневника Татьяны Мансуровой
Погода то теплой осени, то холодной весны. Иногда выпадают совершенно летние дни. Воздух прозрачен, отчетливо видны дали с громоздящимися на склонах домами, траурные кипарисы. Благостный, ласкающий воздух… А то вдруг налетит пурга, выпадет снег, и на улицах русские начинают играть в снежки. Эти снежки в Стамбуле производят такое же впечатление, как если бы самоеды швырялись ананасами!
А иногда ка-ак разразится все разом: дождь, снег, град, гром, молния – точно бы небо дает наглядный урок по космографии.
Однако Рождество выдалось редкостно сияющим и солнечным. Праздник мы встречали у его высокопревосходительства на «Лукулле». Эта яхта, которая на синей глади Босфора кажется барской игрушкой, некогда звалась «Колхида» и принадлежала русскому послу в Турции, а потом была переименована в «Лукулла» и стала штаб-квартирой барона Врангеля. С докладами все ездят на «Лукулл», некоторые совещания проводят тут же. Если мой муж не в редакции, значит, на «Лукулле», потому что барон любит его газету и считает нужным держать ее в курсе некоторых событий, да и сам многое узнает от Максима и его корреспондентов. Отсюда главком ведет свою борьбу, пытается отстаивать целостность армии перед союзным командованием.