115  

А впрочем, как говорят умные люди, у каждой палки есть два конца. Не будь Сен-Фаржо в том состоянии, в каком он пребывает теперь, я едва ли совершил бы свою поразительную, потрясающую, уникальную находку. Ведь мне повезло именно потому, что в той старой комнате во втором этаже главного здания, которой теперь никто не пользуется (штофные обои там слишком мрачны, а потолок покрыт такими трещинами, что даже смотреть на него страшно, не то что стоять под ним!), обвалился угол. Штукатурка кусками рухнула на прелестное бюро в стиле Людовика XV, которое составило бы счастье какого-нибудь коллекционера, а мне принесло бы, пожалуй, некоторые деньги, когда бы я не был слишком ленив, чтобы найти этого коллекционера и получить от него эти деньги… К числу моих неоспоримых достоинств, кроме воинствующей лени, принадлежит также и фатализм, который, клянусь богом, оказал бы честь какому-нибудь заядлому приверженцу учения Магомета. Поэтому я убежден, что всегда происходит то, что должно произойти, и хотя порою и предаюсь приличным сокрушениям о том, что бы сделал я с Сен-Фаржо, окажись у меня свободные – большие! – деньги, не сомневаюсь, что я с гораздо большим удовольствием спустил бы их в «Мулен-Руж», или в «Фоли-Бержер», или у «Максима» (да мало ли в Париже мест, назначенных нарочно для того, чтобы выкачивать денежки у тех, у кого они есть и кто желает поскорей с ними расстаться!), чем стал бы вкладывать в ремонт этого чудовищно огромного сооружения, этой разрушающейся, умирающей красоты.

Итак, на прелестное бюро совсем не прелестно обвалился угол стены.

Я даже не подозревал о случившемся, пока мне не доложил о сей катастрофе назойливый Огюст, мой камердинер. Этот добрый, хотя и недалекий малый принадлежит к той породе (увы, ныне вымершей!) верных слуг, которые считали для себя великим счастьем отдать жизнь за своего господина. Между прочим, предок Огюста в годы революционного террора разделил участь одного из графов Буагеллан, то есть моего предка, и взошел вместе с ним на гильотину, но не покинул его. Огюст восхищен тем, что служит нашему семейству по-прежнему, что мы теперь носим титул Сен-Фаржо, что он живет в самом настоящем замке, а потому с великой печалью относится к моим планам продажи сего достопочтенного вороньего гнезда. Он то и дело причитает по поводу его ухудшающегося состояния, однако нынче утром разбудил меня воплем, который сделал бы честь профессиональной плакальщице в Городе Мертвых Древнего Египта. И чтобы спасти свои уши и нервы, я принужден был выбраться из кровати. Кстати говоря, в моей спальне потолок тоже не в лучшем состоянии, однако, благодарение богу, штукатурка там осыпается только мелкими хлопьями, которые опадают на полог моей кровати и до меня не долетают. К тому же я убедился, что полог натянут достаточно туго, чтобы, в случае чего, принять на себя и более крупные куски штукатурки, а то и какой-нибудь камень, поэтому я и считаю состояние моей спальни вполне терпимым. Итак, я принужден был выбраться из кровати, завернуться в халат, который уже держал наготове Огюст, предварительно выбив из него облачко моли и пыли, и потащиться во второй этаж. Огюст разразился горестными восклицаниями, указывая на разрушения, вздымая руки и только что не царапая себе лицо на манер все той же египетской плакальщицы. А меня вдруг словно толкнуло что-то: я протянул руку к бюро и, не боясь испортить свой почти свежий, всего лишь позавчерашний маникюр, снял с крышки самый крупный обломок. Оказалось, что камень имел острый край, который изрядно покорежил крышку и даже проломил ее. Огюст издал новый крик и едва не оглушил меня. Думаю, я бросил бы в него камень, который держал в руке, только бы заставить его умолкнуть, настолько доняли меня его бабьи причитания, – как вдруг увидел, что в проломе на столешнице что-то желтеет.

Разумеется – и я не стыжусь в этом признаться, ибо это вполне естественно! – моя первая мысль была о кладе. Сердце мое затрепетало… И пусть тот, у кого оно не затрепетало бы в обстоятельствах, подобных моим, сам бросит в меня камень, как я чуть не бросил в глупого Огюста! В следующее мгновение я понял, что желтеет в стене не груда золота или хотя бы пачки ассигнаций времен Империи или Реставрации [43], а нечто вроде книги.

Надобно сказать, что к чтению книг я не особенно расположен. Думаю, что прочел их не более десятка. Это Священное Писание, записки маркиза де Сада, томики Верлена и господина Эдгара По, ну и еще несколько книжонок, прочитанных скорее случайно и от скуки, нежели целенаправленно и с какой-то серьезной целью. Мне захотелось махнуть рукой и предоставить бюро и книгу их собственной судьбе. Однако нечто, какое-то наитие – быть может, воля Провидения! – не позволило мне отойти. Наконец, подтянув рукав халата и брезгливо поморщившись, я сунул пальцы внутрь бюро и попытался вытащить книгу.

  115  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×