Повелитель разбитых сердец

Почему?

Да очень просто. Видимо, Клоди крепко достала его своим умением виртуозно морочить головы людям. Да, она правильно определила сущность Исы: он отнюдь не глава дела, не организатор, а исполнитель, пусть даже идеальный исполнитель. Он – боевое оружие. Он груб, прям и откровенен. И, наверное, не любит туманных хитросплетений вокруг таких простых и ясных дел, как убийство, поиски сокровищ, теракты…

Между тем лицо Клоди снова искажается бессильной ненавистью, и я понимаю, что Иса угадал верно.

– Продолжай, – приказывает он мне, не сводя тяжелого взгляда с Клоди, и берется левой рукой за ствол пистолета, словно поправляя навинченный на него глушитель.

Клоди цепенеет. Теперь она не может глаз оторвать от ствола, им поглощено все ее внимание, и она почти не слушает того, что я говорю. В отличие от Исы, который так и впитывает каждое мое слово.

Я продолжаю. Рассказываю, что Клоди каким-то образом заманила Лору в сад Жани и убила ее там, там и спрятала труп, воспользовавшись отсутствием хозяйки. А потом, когда отволокла тело подальше отсюда, она обнаружила, что с ноги Лоры исчезла одна туфелька, и спохватилась, что потеряла улику. И позвонила Жильберу, чтобы тот нашел ее. Не знаю, как она заморочила Жильберу голову, что он с такой готовностью бросился выполнять ее просьбу, но…

– Погоди, – перебивает меня Иса, мучительно наморщив лоб. – Каким образом она, – следует кивок в сторону Клоди, как если бы та была совершенно неважным, посторонним существом, а то и неодушевленным предметом, – заманила Лору к Жани? О, погоди… я знаю, я понимаю. Ребенок! У Жани мой сын, да?

У меня падает сердце. А Иса, оказывается, не такое уж и безмозглое боевое оружие!

– Это правда? – спрашивает Иса, глядя поочередно то на меня, то на Клоди.

Я молчу. Я раскаиваюсь в каждом сказанном мною слове.

Филиппок в своем боди от Кардена и в чепчике сугубо а-ля рюсс, измученный криком, прильнувший к моей груди и жадно шарящий по ней губешками, представляется мне как наяву. Господи, да что же я наделала!

– Ну вот видишь, что ты натворила! – злорадно говорит мне Клоди. – Теперь можешь считать, что Жани больше нет на свете.

– Почему? – недоуменно спрашивает Иса. – Жани – сестра моего побратима, если она взяла моего сына, это лучшая участь, которую я мог бы пожелать для него. В семье моего побратима мой сын будет расти все равно что в родной семье!

Вот теперь на наших с Клоди лицах определенно одинаковое выражение – неописуемое изумление. Да, крепко сдвинулось что-то в голове этого ходячего гранатомета! Он сам обрек на смерть своего побратима – и в то же время считает, что воспитываться в семье сестры Жана-Ги – наилучшая участь для Филиппа.

Хотя… В принципе, он прав. Так что пусть его логика и вывернута наизнанку, однако бесспорна.

– Значит, Лору убила она? – спрашивает он, взмахнув в сторону Клоди пистолетом, но глядя на меня. – Значит, она?

Я уже почти кивнула. Я уже почти сказала «да». Но встретилась с ним взглядом – и немедленно поняла смысл расхожего выражения о языке, который присыхает к гортани.

Ему снова необходима рука, которая жмет на спусковой крючок, этому оружию! И если я скажу «да», Иса немедленно выстрелит в Клоди. Убьет ее у меня на глазах – воровку, обманщицу, авантюристку, убийцу, искательницу кладов, бесовски умную и дьявольски коварную тварь…

– Нет! – кричу я что было сил. – Нет! Я не знаю!

16 октября 1921 года, Константинополь. Из дневника Татьяны Мансуровой

То, что я рассказываю сейчас, вскоре станет сенсацией мирового значения. Без сомнения, в морские анналы не занесено ни одно подобное происшествие. Максим велел мне подробнейшим образом описать случившееся, потому что сам он этого сделать не может – лежит в постели. У него сломаны правая рука и нога, именно поэтому он не мог ни наблюдать то, что случилось, ни расспрашивать очевидцев. Видеть я, конечно, тоже ничего не видела, поскольку это невероятное событие развернулось на глади Босфора, а наш дом отстоит довольно далеко от берега, однако людей, которые все видели, расспросила подробнейшим образом. Свершившееся настолько невероятно, что мы до сих пор не можем в это поверить. Погибло три человека, но жертв могло быть куда больше. Под угрозой была жизнь генерала Врангеля, его ближайших сотрудников, моего мужа!

Впрочем, постараюсь оставить эмоции и записать все по порядку.

Вот канва событий.