Князь сердца моего

– Не казаки, а партизаны!

– Черт ли, дьявол – все одно! – отозвался Туше.

Ружья, как назло, оказались у всех незаряженными, и пока французы заряжали их, нападающие успели ворваться в церковь.

Анжель смотрела на них как завороженная, однако не испытала страха. Большинство партизан были верхом на маленьких лошадках, в бараньих шубах и черных барашковых шапках. Вооружение их в основном составляли пики или просто колья с железными остриями на конце. Ружей имелось немного, зато в пистолетах недостатка не было. И четверо французов были сразу убиты.

Раненый Туше покорно поднял руки. Высокий казак походя полоснул по его шее саблей – Туше завалился на бок, захрипел.

Лелуп, которого держали трое, вдруг рванулся с такой силой, что русские посыпались в разные стороны. Он кинулся к дверям и высадил одну из створок могучим плечом... Русские бросились следом, но один из них остановил их властным движением руки:

– Да пускай бежит. Далеко не уйдет, сдохнет в сугробе. Только это им и осталось. Однако же мы сюда за другим пришли, забыли?

Анжель вслушивалась в русские слова, с изумлением сообразив, что все понимает. Но еще большим потрясением было для нее то, что голос был женский.

Да эти казаки – женщины!

Она недоверчиво оглянулась и похолодела, встретив устремленный на нее взор, столь темный и недобрый, что полудетское изумление вмиг оставило Анжель и она осознала свое положение. Ни на какое мягкосердечие надеяться не стоит: ведь одна из этих русских амазонок только что, мимоходом, перерезала горло Туше и вот теперь устремила свой ненавидящий взгляд на Анжель. Это ее враги, и она – враг им!

Русская медленно приближалась. У нее было точеное лицо с высокими скулами, маленьким круглым подбородком, крепко стиснутыми яркими губами. Анжель с жадностью уставилась в это злое и прекрасное лицо, в черные, чуть раскосые глаза под сросшимися бровями, придававшими взору женщины особенную, дикую страстность. Анжель почему-то ощутила, что русская ненавидит в ней не просто чужеземку – она ненавидит именно ее, Анжель!

– Варвара! Стой! – послышался крик. – В своем ли ты уме? Да ведь это, наверное, она!

Анжель медленно повела глазами и увидела осанистую женщину, высокую и плотную, лет тридцати восьми, красивую последней бабьей красотой, которая пронзает мужские сердца сильнее девичьей прелести. Под клетчатым платком виднелись гладко причесанные русые с проседью волосы, богатейшие ресницы бросали тень на смугло-румяные щеки. Округлые брови были нахмурены, а взгляд темно-серых глаз сурово устремлен на злую красавицу.

Та остановилась, но во всей ее осанке сквозило с трудом сдерживаемое непокорство.

– Да что ты, Матрена Тимофеевна! Чтоб за такое отребье наш барин столько радел?

Она окинула Анжель цепким взглядом, в котором была не только ненависть, но и нескрываемое презрение. Анжель словно увидела себя со стороны: нечесаные волосы, одежда грязная, почти рванье. Право же, в ней теперь нелегко распознать женщину!

– Да ты не бойся, – властно отстранив с дороги Варвару и отобрав у нее саблю, сказала Матрена Тимофеевна. – Ты должна пойти с нами. Вреда тебе не будет. Понимаешь?

Анжель робко кивнула.

– Понимает! – обрадовалась Матрена Тимофеевна, обернувшись на своих подруг. – Понимает, знать, по-нашему! А говорить умеешь? Го-во-рить? – прокричала она по складам, тыча пальцами себе в рот. Но Анжель хоть и понимала каждое слово чужой речи, но сама ни звука ее воспроизвести не могла.

– Не глухая, да немая! – злорадно усмехнулась Варвара.

– Никшни! – замахнулась на нее Матрена Тимофеевна небрежно, будто на расшалившуюся кошку. – А ты, девонька, пойдем со мною! – Она отступила к выходу, маня Анжель раскрытой ладонью, и та покорно пошла за ней из церкви и села в розвальни, полные хрустящего сена... Сани тронулись; от резкого их движения Анжель невольно запрокинулась навзничь, но не сделала попытки подняться, так и лежала, безвольно глядя в сырое и серое небо, не в силах ни думать о чем-то, ни даже беспокоиться о будущем.

3

Барские забавы

– Ох и закудлатилась ты! Колтун, ну чистый колтун! – в который уже раз с отчаянием воскликнула Матрена Тимофеевна, продираясь гребнем сквозь давно не чесанные волосы Анжель. Даже и смазанные маслом, они не поддавались частому гребню, и поэтому Матрена Тимофеевна беспрестанно ворчала, а из глаз Анжель струились слезы.