66  

Я уставилась на Рублева с восторгом. Вот это память!

Перехватив мой взгляд, он зарумянился, как девушка:

– Работа у нас такая. Все про всех знать обязаны, особливо ежели кто по медицинской части. Боевики да террористы таких людей норовят на свою сторону перевербовать, ибо у них, у боевиков, во время снарядного изготовления частенько происходят несчастные случаи (кому руку оторвет, кому ногу, кому глаз вышибет). Ну и мы, конечно, за докторами, особенно приезжими, из дальних мест, приглядываем как можем… А дочь у них также медичка, – продолжал агент, – акушерка, только по своей специальности не работает, а по этой… косматологии, что ли? Ну, дамские штучки продает, для наведения красоты на волосы.

– Ах вот оно что… – проронил вдруг Смольников. В это мгновение наши глаза встретились, и он покраснел – так покраснел, что мне почудилось, будто кровь брызнет из его щек, ей-богу!

Ничего не понимаю. С чего бы это его разобрало? А впрочем, мне сейчас было не до него.

– Думаю, что кухарка Дарьюшка даже не подозревала, как воспользовались ее именем. Должно быть, Сергиенко и впрямь домогался ее, именно поэтому Дарью и решено было использовать как подсадную утку. Не сомневаюсь: Луиза Виллимовна Вильбушевич и была той «писем писательницей», которая изготовила от имени Дарьюшки сию, как говорят поляки, цидульку [10]. Если кучеру Филимонову удастся найти подписанную ею этикетку, очень хорошо, если нет – придется раздобыть другую для сличения почерков.

В эту минуту растворилась дверь и на пороге возник помощник господина прокурора.

Нижний Новгород. Наши дни

На сей раз край света оказался совершенно ни при чем. Света жила на Черном пруде, практически рядом с Покровкой: в двухэтажном доме, стоявшем в глубине двора и скрытом от шумной Октябрьской, по которой были проложены трамвайные рельсы. Поодаль стояло еще несколько подобных же домов – бревенчатых полностью либо поставленных на кирпичное основание. Что характерно, кирпичные станы со временем просели и пошли трещинами, а деревянные только потемнели, но даже не покосились. А ведь времени и правда прошло много. В самом центре города, в квартале от главной улицы, жил-поживал, словно бы законсервировавшись, старый Нижний – начала XX или конца XIX века, а может быть, даже его середины!

Дом, куда пришла Алена, прежде был отделен от соседнего кирпичным брандмауэром [11]. Здесь, в этом закутке истории, вообще не было проходных дворов. Алена где-то читала, что эти брандмауэры были нарочно возведены не столько в целях противопожарной безопасности, сколько чтобы затруднить бегство от полиции воришек, а главное – пламенных революционеров, которых, с легкой руки всяких Ванеевых, Невзоровых и т.п. (в их честь и по сей день именовались городские улицы) расплодилось в свое время в Нижнем немало. Да еще и Буревестник чирикал (или каркал?) что-то революционное… Словом, царским сатрапам было кого гонять по проходным дворам. Но, видать, плохо гоняли, и даже брандмауэры не помогли!

Алена несколько минут постояла во дворике и полюбовалась белыми березами, окружившими темный бревенчатый дом. У нее стало тревожно на душе, хотя, казалось бы, куда еще тревожней, после вчерашнего-то! Явилось отчетливое ощущение, что она уже стояла около этой двери, глядя в голубое небо, в котором вот так же мельтешили под ветром тонкие березовые ветви… правда, тогда они были одеты листвой… Но этого никогда не было, она точно знала, что ни разу не заходила в этот двор, а потому только пожала плечами – и потянула на себя дверь подъезда. И мгновенно день сменился ночью, свет – тьмой, осенняя свежесть – сырой затхлостью, а на душу легла вовсе уж мрачная тяжесть.

Свет в подъезде не горел. Пришлось снова распахнуть настежь входную дверь, чтобы приглядеться к номерам квартир. Оказалось, что надо подняться на второй этаж. Алена не без тревоги ступила на покосившуюся лестницу – когда-то, видимо, необыкновенной красоты, дубовую, с витыми перилами и точеными балясинами. Теперь лестница просела и покосилась, а балясины были вышиблены буквально через одну, причем именно вышиблены сознательно: торчащие из ступенек пеньки носили явные следы топора.

– Дров у них, что ли, не хватало? – проворчала Алена. – Лестница еще бы лет двести простояла! Уроды!

Да, эти уроды лихо изуродовали когда-то, видимо, уютный, ухоженный дом. Двери, бог ты мой, какие тут были двери, с облезлой дранкой, обитые рваной черной – нет, уже рыже-белой! – клеенкой!.. Чудилось, за этими дверьми живут не люди, а упыри какие-то. Алена взлетела на второй этаж, стараясь не дышать.


  66  
×
×